Элизабет Адлер » Современные любовные романы » «Опрометчивость»

– Я еще не знаю, – удивленно ответила Рената. Она ожидала, что он скажет нечто совсем иное. – Де Боан пригласили меня на свою виллу на Антибах, но я еще не решила.

– Тебе следует согласиться, Рената, ты получишь большое удовольствие.

– Да, возможно, я так и сделаю. – Рената поникла духом. – А ты, Альдо?

– Я? Боюсь, что я долго не смогу устроить себе каникулы, во всяком случае, пока не поставлю тут все на ноги. Зато, надеюсь, я сумею хорошо устроить каникулы другим! Смотри, Парис и Индия пошли на берег, хочешь, мы присоединимся к ним?

– Нет, – внезапно отрезала Рената. – Я чувствую себя немного усталой. Думаю, я лучше пойду спать.

– Тогда спокойной ночи, Рената. – Альдо легко поцеловал ее и проследил, как на террасе она присоединилась к Маризе и его матери.

Он нашел Парис и Индию по их следам, которые вели по песку.

– Я пришел, чтобы вместе с вами полюбоваться луной, – сказал он, – а Рената отправилась спать, она чувствует себя очень усталой.

Тут и Парис воскликнула:

– Боюсь, у меня тоже был очень утомительный день. Если вы не возражаете, я, пожалуй, вернусь обратно.

Альдо протянул Индии руку и помог ей спуститься по каменным ступенькам.

– Вижу, мы с тобой здесь единственные романтики, которые могут без устали любоваться лунной дорожкой, – сказал он.

– Возможно…

Он обнял Индию за плечи, когда они шли по твердому песку вдоль прибоя.

– Индия, я не видел тебя одну целый день. Я соскучился…

– Правда?

– А ты скучала по мне?

Индия не ответила, и он с удивлением взглянул на нее.

– Да или нет?

Индия набралась духу и сказала:

– Альдо, ты собираешься жениться на Ренате?

– А почему ты задаешь мне такой вопрос? – Альдо с недоумением смотрел на нее.

– Мне хочется, чтобы ты сказал правду. Так что?

В лунном свете глаза Альдо были совсем темными. Невозможно было прочитать по ним, о чем он думает.

– Разве Рената говорила, что мы с ней собираемся пожениться?

– Нет, но…

– Значит, Мариза! Индия, почему я нахожусь сейчас здесь с тобой? Зачем бы я проводил с тобой все эти последние недели, если бы был влюблен в Ренату?

– Мариза ничего не говорила именно о любви. Я полагаю, Рената обладает достаточным состоянием, которое тебе необходимо для устройства имения.

– Господи Иисусе! Индия! – уже разозлившись, воскликнул Альдо, – неужто ты полагаешь, будто я принадлежу к такого сорта мужчинам! Неужто ты в самом деле думаешь, что я могу жениться на Ренате, вообще жениться на какой нибудь женщине из за денег? Почему ты слушаешь эту глупую бабу, Маризу? – Он зло встряхнул Индию. – Ты поверила ей!

Его гнев был неподделен, и Индия взглянула на него с опаской.

– Я не знаю, что и думать… возможно, ты просто флиртовал… Может быть, ты хотел иметь со мной просто легкую «связь»…

Альдо был ошарашен.

– Как ты могла так подумать? Позволь мне сказать тебе кое что, Индия. Ни один Монтефьоре никогда не женился из за денег. Мы семья любовников, не финансистов.

Индия с трепетом слушала гневную речь Альдо. А он продолжал:

– Я никогда не думал, Индия, что ты окажешься настолько глупой, что поверишь такой женщине, как Мариза Пароли.

– Да не хотела я верить этому. На самом деле я мечтала, я верила, что ты влюблен в меня.

Альдо снова сгреб ее за плечи.

– Конечно, я влюблен в тебя. Я влюбился в тебя с того самого момента, когда ты пролила шампанское на мой пиджак, но ты все время держала меня на расстоянии. Подойти сюда. – Он привлек ее к себе и крепко обнял. – Ты сумасшедшая девчонка, – пробормотал он между поцелуями, – конечно же, я влюблен в тебя.

Индия чувствовала, как вся ее решимость пала под его поцелуями. Она погрузила пальцы в его вьющиеся волосы и прижала к себе его лицо.

– О, Альдо, я тоже люблю тебя, но я не могу быть твоей любовницей.

– Любовницей? Господи, Индия! Я не прошу тебя стать моей любовницей, я прошу тебя выйти за меня замуж!

Они жадно взирали друг на друга, освещенные яркой луной.

– Выйти за тебя замуж? – изумленно спросила Индия. – Но зачем?

– Зачем? По тысяче причин. Какую из них ты хотела бы услышать? Что я не могу без тебя управлять этим отелем? Ведь ты деловая американка!

Индия откинула голову и рассмеялась.

– Очень трогательная причина. Не уверена, что Дженни одобрила бы ее, но звучит разумно.

– Тогда, я уверен, она бы одобрила все остальные причины. Я не могу жить без тебя, Индия Хавен. Ты внесла радость в мою жизнь. Я хочу любить тебя всегда, иметь детей от тебя, стариться с тобой. Пожалуйста, скажи, что ты согласна выйти за меня замуж.

Это так романтично, словно в одном из фильмов Дженни Хавен, подумала Индия; осветитель бы выбрал угол, чтобы луна была справа, звукооператор уловил бы мягкий, ритмичный шум волн на заднем плане, когда они плещут о берег; а она прекрасно знает свой текст.

– Да, о, да, Альдо, – сказала она, – я тоже хочу стать твоей женой…

Когда его губы встретились с ее губами, она поняла, что Дженни одобрила бы такую концовку… Постепенно удаляясь от любовников, камера переходит на залитое лунным светом море и плещущие волны… Только их сцена получилась лучше, чем в самом знаменитом фильме Голливуда.

ГЛАВА 19

Нью Йорк в июне – не самое привлекательное местечко, но, подумала Олимпи, эту жертву все же стоит принести. Она покинула кондиционированный уют своего лимузина и прошла в фойе с контролируемым климатом отеля «Хэлмсли Палас» на Мэдисон авеню, оценивающе оглядываясь вокруг. Что ж, во всяком случае, отель принадлежал к числу хороших: это вы всегда можете определить по цветам или типу людей, с которыми сталкиваешься в фойе. Она быстро огляделась и поднялась в свои апартаменты на десятом этаже. Здесь уже стояли фрукты и цветы – знак уважения от администрации. Подняв трубку, она позвонила в бюро обслуживания и распорядилась принести большую, очень сильно охлажденную бутылку минеральной воды «Перье» и сэндвич. Олимпи никогда ничего не пила и не ела в самолетах, даже в «конкордах», от этого происходит обезвоживание организма и пучит в животе. Поэтому она предпочитала голодать в дороге. Сбросив туфли, она устроилась на кровати, набрала номер оператора и велела соединить ее с городской линией. Раскрыв записную книжку на «М», она набрала номер Фитца МакБейна. Это был номер его частного аппарата, ответить мог только он сам. Трубку так никто и не поднял.

О, дьявол, может быть, его нет в городе? Определенно, это не так. Он упоминал ей, что должен из за дел быть в Нью Йорке большую часть июня и планирует попасть в Европу позднее, в конце лета. Олимпи надеялась, что играет правильно – ошибка может стоить ей слишком дорого. Она примет душ и сделает еще одну попытку.

Тридцать минут спустя, освеженная душем, подкрепившись сэндвичем, она снова позвонила по его номеру. Фитц ответил немедленно. Если он и был поражен, услышав ее голос, то никак не проявил этого, и когда через пять минут Олимпи опустила трубку, у них уже была договоренность поужинать вместе у «Ле Кирку» в восемь тридцать сегодня вечером.

Фитц сидел напротив Олимпи за удаленным угловым столиком, в то время как официанты вокруг них выделывали свои балетные номера, представляя на его одобрение бутылки с вином, поднося спичку к его сигарете и размахивая меню. Олимпи предоставила ему сделать выбор.

– Я правильно сделал, что заказал столик здесь? – сказал он, – я полагал, что это место тебе понравится.

– Тут восхитительно, Фитц. Все очень мило, и обслуживание, и… тут очень интимно.

Фитц отхлебнул из своего стакана виски со льдом. Он не любил пить виски до вина, но Олимпи попросила «кампари», так что ему нужно было что то взять и себе.

– Никогда не думал об этом заведении как об интимном, Олимпи.

– Конечно, здесь очень интимно. Взгляни на них. Олимпи указала кончиком сигареты на посетителей за другими столиками, раскланивающихся со знакомыми или с теми, кого хотели бы узнать получше.

– Они создают интимную обстановку для таких, как мы, кто пришел сюда поужинать вдвоем. Они нас даже вряд ли замечают.

Фитц засмеялся ее перевернутой логике.

– Полагаю, ты права, хотя, как мне кажется, ты сама принадлежишь к людям такого же типа.

Олимпи выдала ему одну из своих самых серьезных улыбок.

– Только когда меня к этому вынуждают обстоятельства, Фитц, не иначе. Для меня нет ничего более приятного, чем ужинать наедине с каким нибудь милым человеком, с кем нибудь, кто мне нравится. За исключением, может быть…

Она рассмеялась, весело размахивая сигаретой, которую, казалось, она больше использовала именно для этого.

– Ах, мой дорогой Фитц, не знаю, приходилось ли тебе когда нибудь иметь дело с такой француженкой, которую можно было бы понять однозначно?

– Раньше, чем принесут закуску, определенно нет, – ответил Фитц, когда появился официант со спаржей для нее и копченой лососиной для него. Он впервые чувствовал себя хорошо за многие недели, и это напомнило ему о том времени, когда он был с Олимпи на вечеринке у Бендора на Бермудах. Он тогда тоже наслаждался ее обществом, у нее была счастливая способность делать так, чтобы мужчина чувствовал себя с ней легко, ее флирт был прямолинеен, без тех игр, в которые играла Раймунда. Но она не Венеция, подумал он с неожиданной болью. И хорошо, что так! Положив ломтик лососины на кусочек черного хлеба, он предложил его Олимпи. Вместо того, чтобы взять его пальцами, она наклонилась вперед и взяла его ртом, нежно коснувшись своим розовым язычком его пальцев.

– Очень вкусно, – сказала она. – Должна признаться, Фитц МакБейн, я обожаю хорошую еду. Это одна из моих слабостей.

Фитц не стал спрашивать, каковы остальные. Вместо этого он осведомился:

– Как Бени?

Олимпи доела последний стебелек спаржи, прежде чем ответить. Потом аккуратно вытерла свой ярко накрашенный рот салфеткой.

– С ним все хорошо. Он сейчас в Австралии, это не то место, которое мне нравится. Все эти овцеводы, дорогой, непрерывно пьют свое пиво. Бедняжка Бени! Боюсь, дорогой, что он пристрастится к пиву, ты понимаешь… – Она с неприязнью передернула плечами. – Надеюсь, Фитц, ты не пьешь пива?

Фитц улыбнулся.

– Будет учтено. Не забывай, что я вырос в самых захолустных местах Техаса. Так что ты говоришь с диким, необузданным и грубым выходцем оттуда.

– В самом деле?

И как это она умеет так много сказать одними глазами? Фитц был очарован. Если Олимпи намеревалась пленить его своим флиртом, то она добилась успеха.

– Что привело тебя в Нью Йорк? – спросил он, когда официант сменил блюда.

– О! Покупки: И… любопытство.

– Что же такого может купить француженка в Нью Йорке, чего она не сумела бы найти в Париже?

– Ну, тогда, возможно, лишь любопытство. Фитц, улыбнувшись, наклонился с ней.

– И к чему именно любопытство?

– Среди прочего, как выглядит квартира такого необузданного и грубого техасца.

Обнаженная Олимпи была так же прекрасна, как и в одежде – большая редкость среди женщин из мира моды, насколько это знал Фитц.

Ее тело мог бы выпустить только Роллс Ройс, и она изумляла его своей наготой и своими грешными, смеющимися глазами. Из за этих то глаз она ему особенно и нравилась; они выдавали ее греховность, но разве это плохо? И почему бы им не грешить вместе? И они грешили, ох, как они грешили! Олимпи соблазняла его так прекрасно и захватывающе, как только могла это делать женщина, дразнила его, а потом отступала, оставляя доведенного до каления, пока он больше не мог терпеть. И вот он сграбастал ее, вошел в это хорошо настроенное тело, в то время как она, отдаваясь, шептала ему слова страсти. А потом она лежала, опираясь на подушки, лениво курила сигарету и улыбалась ему своей озорной, немного кошачьей улыбкой. Она выглядела элегантной, хорошо владеющей собой и готовой ко всему, что он может предложить. Фитц не мог понять, как это все ей удается, но не могло быть ни малейшего сомнения, что она была женщиной его типа.

– Как тебе нравится Средиземноморье в это время года? – спросил он.

Теплые, сине черные ночи доводили Венецию до бешенства. Они были даже хуже, чем жаркие солнечные дни с мягким бризом, который дразнил ее обнаженное тело, когда она загорала, лежа на задней палубе «Фиесты». Одна. Она должна вернуться в Англию, она знала, что должна. Вернувшись домой, она не будет ощущать себя так… так физически! Со вздохом Венеция села в постели. Это было не очень хорошо для нее, быть здесь все время одной – рядом не было даже Кэт, не с кем было поговорить, а ее письма, хоть и очень длинные, все же не то, что разговор по душам. И она должна была сказать Моргану, что определенно не выйдет за него замуж, хотя она честно старалась. Он просто отказался принять ее отказ. Он приходил повидать ее каждую неделю или около того, когда только мог. А однажды он даже пришел с Фитцем.

Они прибыли нежданно, но она поняла, что Фитц на борту, по тому, как реагировала команда – когда Фитц появлялся, все вокруг начинало бурлить и кипеть. Морган сунул голову в ее камбуз, чтобы поздороваться и попросить ее поужинать с ними, но она ответила, что как шеф повар она рада работать лишь за свое жалованье. Она не могла встретиться с Фитцем лицом к лицу в присутствии Моргана. Она должна была держаться подальше от салона.

Позднее, после ужина, она видела, как отец и сын вместе расхаживали по палубе, обсуждая встречу, которая предстояла им при поездке в Каракас. Она знала, что они должны отбыть рано утром, и она встанет с рассветом в надежде, что Фитц может зайти повидаться с ней, что он еще чувствует то же, что чувствует она.

Она держала кружку с кофе в руке, стоя на палубе и наблюдая за восходом солнца, когда появился Фитц. Он уже был одет в безукоризненный бежевый костюм. Его густые темные волосы, еще влажные после душа, были хорошо причесаны. Узел галстука был чуть приспущен, а верхняя пуговка голубой рубашки расстегнута. Она ощущала свежий цитрусовый аромат его лосьона после бритья. Он не улыбнулся, просто взглянул на нее, вначале пристально, а потом отвернулся и стал смотреть на берег. «Чудесное утро, Венеция», – сказал он равнодушно. Она судорожно сжала кружку с кофе, не в силах вымолвить ни слова. Потом он снова обернулся к ней и спросил: «Ну, как ты, Венни?» Этот его взгляд всегда озадачивал ее, даже сейчас. Она могла думать о нем бесконечно. Он глядел на нее так, словно выставил неодолимое препятствие их общим воспоминаниям, так смотрят на нового, совсем незнакомого человека. И она выпалила, обнаружив перед ним все свои чувства: «Я скучала по тебе, Фитц». Выражение его лица мгновенно изменилось, на нем снова появилась маска, вежливая, улыбающаяся, формальная маска. «Тебе здесь слишком одиноко, – сказал он, – но я намерен занять тебя последующие несколько недель. Я пригласил несколько друзей остановиться на «Фиесте». Их будет около дюжины. Ты не будешь скучать в окружении молодежи. Морган пробудет здесь тоже некоторое время. Полагаю, вам обоим станет немного веселее». Он взглянул на свои часы. «Уже пять тридцать, – сказал он, нахмурившись, – нам пора. Я уверен, что Морган выйдет, чтобы попрощаться с тобой». Она беспомощно смотрела на него, все еще держа в руке кофе. «Ах, да, Венеция, еще одна вещь… чуть не забыл… – Ее сердце замерло, он собирается сказать ей, что не забыл ту ночь, не забыл ее после всего… – Я не забыл свое обещание заглянуть в финансовые дела Дженни. Я дам тебе знать сразу, как только получу какую либо определенную информацию».

Она поблагодарила его, стараясь, чтобы ее голос не дрожал, а затем на палубе появился Морган. Он тепло поздоровался с ней, и момент был упущен.

Лишь один раз за два месяца она видела Фитца, но все еще как в западне чувствовала себя на «Фиесте», словно муха на кончике липкой ленты, привязанная к нему.

Ей стало немного легче, когда это прекрасное судно наполнилось гостями. Она была занята даже больше, чем это могла себе представить. Ее радовало, что друзья Фитца были молоды и веселы, с тем американским открытым дружелюбием, какое позволяло ей чувствовать себя одной из них. Но теперь наступил момент истины. Вчера капитан сообщил ей, что «Фиеста» должна отправиться в Средиземное море на все лето. Он будет счастлив, если она останется на «Фиесте» еще на один квартал, но, конечно, вполне понимает, если она предпочтет что то другое. Ей будет заказан полет или в Лондон, или в Ниццу, в зависимости от ее решения.

Венни сидела на кровати, обхватив руками колени, и глядела в мягкую темноту. Конечно, она должна уехать, он достаточно ясно дал ей понять, когда прощался, что забыл о той ночи, и она тоже должна забыть. Но может ли она забыть?

Она слезла с кровати, надела халат и вышла на палубу. В этот ночной час воздух стал немного прохладнее. Венни поколебалась момент, а затем скользнула вдоль палубы вниз в каюткомпанию. Все, кроме ночной вахты на мостике, спали, и она, никем не замеченная, пробралась к хозяйской каюте. Закрыв за собой дверь, она прошла в ванную, сняла флакон с лосьоном после бритья, которым пользовался Фитц, и растерла несколько капель на своем горле, между грудей. Затем немного больше на животе и бедрах. Вернувшись в каюту, она сбросила на пол халат и скользнула между простыней на кровать Фитца. Прижав к себе его подушку, вдыхая запах его одеколона, воображая, что он сейчас рядом с ней. Она так делала уже не в первый раз; это давало ей возможность ощутить себя рядом с ним…

Яркий солнечный свет на следующее утро заставил Венецию вернуться к реальности, напомнил, что она должна принять решение, и она знала, каким оно будет. Она не могла нести этот груз жизни в заточении и дальше. Фитц явно не хотел больше ничего иметь с ней. Она должна уехать домой. Но сначала ей надо внести ясность в отношения с Морганом. Сказать ему правду, чтобы порвать между ними всякие связи. Так было честнее, и уж дело Моргана смириться с этим. Они оба должны быть свободны. Но она не могла ждать, когда увидит его, она ему напишет.

Письмо от Индии дало отсрочку или оправдание отсрочки. Она узнала, что Индия выходит замуж за чудесного итальянского графа по имени Альдо и что она счастлива и собирается жить в палаццо на Средиземном море. Это известие впервые принесло Венни ощущение неподдельной радости, которой она давным давно не испытывала. Наконец то хоть одна из дочерей Дженни обрела себя, думала она, перечитывая корявые американские каракули Индии. Она и Парис станут подружками невесты. Церемония бракосочетания состоится в деревенской церкви в Марина ди Монтефьоре.

И стало соблазнительно легко сказать себе, что, поскольку Марина ди Монтефьоре находится на Средиземном море и ей в любом случае предстоит отправиться туда, она с таким же успехом может остаться на лето на «Фиесте». В конце концов, почему бы не попытаться использовать еще один шанс…

ГЛАВА 20

Марина ди Монтефьоре жила лишь одним событием – предстоящей свадьбой молодого графа. Вся деревня была празднично украшена флагами и вымпелами, разноцветными фонариками, развешанными на деревьях, на площади соорудили длинные столы для праздничного обеда – дар деревне от графа Альдо и его невесты – который должен был состояться вечером. А затем – фейерверк над палаццо, серьезная выпивка для рыбаков постарше и танцы на площади для молодежи. Местный оркестр наскоро провел несколько репетиций и должен был исполнить серенаду в честь молодой пары, когда они будут выходить из крохотной, заново прибранной церкви, чтобы усесться в экипаж, щедро украшенный лентами и цветами, запряженный двумя белыми ослами, и вернуться на нем в палаццо, где будет дан прием.

Индия была очаровательна, хрупкая и стройная, в платье из кремовой шелковой тафты, придуманном и сшитом Парис, с цветком апельсина в волосах, с сияющими от счастья глазами. Сидя в экипаже и держа за руку Альдо, она улыбалась и махала другой рукой толпам людей, собравшимся на площади, бросала цветы молодым девушкам и весело смеялась, когда прелестные ослики вдруг остановились, чтобы пощипать сочную травку у фонтана.

Это была настоящая деревенская свадьба, простая, красочная, полная жизненного тепла непосредственных, словно дети, итальянцев, и Индия наслаждалась каждой минутой церемонии. Она ощутила укол боли и печали, когда отправлялась в церковь, опираясь на руку брата графини – и не только потому, что это не ее отец вел ее по проходу – она привыкла к тому, что у нее нет отца, а потому, что не присутствует ее мать, чтобы увидеть, как она выходит замуж. Дженни понравилась бы такая свадьба, как эта. Она бы пила шампанское с гостями и танцевала тарантеллу с рыбаками и была бы бесконечно счастлива счастьем своей дочери.

Палаццо заполнили родственники Монтефьоре. Альдо, похоже, был в родственных отношениях с половиной Италии, и большая часть из них решила приехать на свадьбу. Вся анфилада огромных парадных комнат была заполнена людьми, приветствующими друг друга поцелуями и громкими возгласами восторга от неожиданной встречи. Шампанское пенилось, и нарядно одетые девушки в белых фартуках едва пробивались с подносами с закусками сквозь толпу, а фотографы сбивались с ног, собирая и перестраивая семейные группы, пока Альдо и Индия, смеясь, не сказали им – хватит.

Венеция и Парис оказались в центре внимания молодых гостей, их осыпали комплиментами, чисто итальянскими изъявлениями восторга перед их очарованием. И девушки отбросили на этот день все свои заботы и полностью отдались празднику.

– Она сразу заполучила огромную, уже готовую семью, – заметила Парис, когда Индия и Альдо разрезали свадебный пирог. – Я всегда считала, что Индия упускает свое призвание, не имея семьи. У тебя были твои Ланкастеры, а я, ладно, я всегда была одиночкой.

Уединившись на какой то момент от всеобщего веселья, сестры опять вспомнили мать.

– Бедная Дженни, – вздохнула Венеция. – Как бы ей понравилось все это.

– Она должна была дожить, чтобы увидеть свадьбу Индии. – Лицо Парис стало суровым от вновь переживаемого гнева. – Я все еще верю, что во всей этой истории что то не так, ты понимаешь…

– Есть странное совпадение с тем, что ты только что сказала. Я рассказывала Фитцу МакБейну о том, как все случилось, и он тоже почувствовал, что тут что то не так. Он даже сказал, что попробует разобраться с этим делом ради нас. У него есть люди в Лос Анджелесе, которые могут помочь. Не знаю, что он намерен сделать или что ожидает раскопать, но… – Венни прогнала ненужные воспоминания, – ладно, здесь неподходящее место, чтобы обсуждать такие вещи. Не надо омрачать праздник Индии. О, смотри, к нам направляются новые родственники с шампанским…

Альдо и Индия решили провести медовый месяц в палаццо, им предстояло стать первыми жильцами больших «желтых апартаментов», специально для молодоженов завершенных раньше остальных. Графиня тактично намекнула, что намеревается провести некоторое время у родственников во Флоренции, предоставив молодым наслаждаться уединением.

– Мне ужасно обидно, что надо уйти и пропустить общее веселье, – призналась Индия, когда Парис позднее помогала ей снять подвенечное платье. Венни уже сбросила с ног туфли и улеглась поверх постели Индии, слушая. – Там будет фейерверк и всеобщие танцы на деревенской площади. О, это так прекрасно – как бы я хотела, чтобы вы обе были так же счастливы, как я сейчас. – Она повернулась к Венеции. – Венни, что у тебя с Фитцем МакБейном?

Венеция, вспыхнув, села в кровати.

– Все позади. По крайней мере, надеюсь, что так…

– В самом деле? – В голосе Индии слышалось недовольство. – Тогда почему ты возвращаешься на «Фиесту»?

– Я уже здесь, на Средиземном море, так проще…

– Да? – Индия села рядом с Венни на кровать. – А теперь выслушай совет от старой замужней женщины. Подумай, как бы Дженни поступила в подобной ситуации. Такой совет мне когда то дала Парис. Ты это помнишь, Парис? И он пригодился! Не мечись по клетке, Венни, размышляя, любит ли тебя этот парень. Представь, что бы сделала Дженни – и делай так же.

– Все так запутанно, хотя…

– Почему? Из за Моргана? Венни, взгляни на вещи трезво, разве Морган является препятствием между тобой и Фитцем?

– Он однажды сказал мне, чтобы я забыла о нем, но я не уверена, что это только из за Моргана.

– Да? Тогда почему ты не выяснила? – Индия взглянула на часы. – Я уже должна переодеться. Альдо будет ждать меня.

Закружившись в вихре счастья Индии, Венни не имела возможности подумать об этом до следующего утра, когда она вместе с Парис ждала рейса своего самолета на Ниццу.

– Но я же не похожа на Дженни, – призналась она, – я не могу взять и вот так запросто подойти к мужчине и спросить его, любит ли он меня? А если он ответит – нет? А он может. А вдруг я для него лишь мимолетная страсть? Хорошенькая девушка в знойную тропическую ночь…

– Тебе решать, Венни, это твоя жизнь.

В это утро Парис была очень спокойна. Она возвращается в свою одинокую жизнь в студии, подумала Венеция, а я здесь эгоистично беспокоюсь только о своих собственных проблемах.

– А что ты намереваешься делать теперь? – спросила она.

Парис пожала плечами.

– У меня нет сил снова возвращаться к профессии модели. Кроме того, после всей этой потрясающей итальянской кухни я не могу работать у Мицоко – он хочет, чтобы его девушки состояли из одних только костей. Есть несколько идей о курортной одежде. Думаю, смогу сшить несколько вещей и продать их бутикам в Сен Тропез и Монте Карло. Представляешь, такие легкие, веселые спортивные вещи. Конечно, они далеки от высокой моды, но я изменилась, Венни. Я решила начать с самого дна. С чего нибудь такого, что дало бы возможность хоть ногу просунуть в дверь моей мечты.

– Только не думай об этом как о дне, думай об этом как о начале, – успокаивающе сказала Венни, – в любом случае, желаю тебе удачи, Парис. И поддерживай связь со мной, звони. Если будешь на юге, буду рада видеть тебя.

Самолет Венеции вылетал первым, и Парис осталась одна в переполненном аэропорту Неаполя. Она будет скучать без общества Индии, по веселым дням в палаццо, но работа манила ее как вызов. Дженни ожидала от нее, что она примет этот вызов – и победит. Парис расправила плечи. И направилась к воротам, где объявили посадку на ее рейс. Она сделает еще одну попытку.

ГЛАВА 21

Это был длинный день. Съемочную площадку «Челсис Гейм» заполняли гости, а это всегда раздражало. Итак, требуется немалое усилие сохранить форму весь день, хорошо выглядеть, все помнить, все делать наилучшим образом, раздраженно думал Рори, а тут еще куча этих визитеров – банкиров или бухгалтеров, шушеры всякой, а обращаются с ним как большие шишки в каком нибудь кабаре с лакеем.

– Ты устал? – спросил Боб, сидящий рядом с ним на заднем сиденье лимузина, отвозящего их из студии к Рори домой.

– До предела. – И Рори закрыл глаза.

Таким он и выглядел. Без грима лицо его казалось одутловатым и дряблым. Боб провел с Рори на съемочной площадке целый день и был изумлен тем, как много времени там проходит в простоях. Что то вечно требует регулировки, или устанавливают какое то новое устройство, потом снимают разрозненные кадры или кусочки сцен, или крупные планы, а затем снова повторяют тексты, которые только что произносились в длинных кадрах… И все же каждую неделю они выстреливали очередной эпизод картины! Нет, решил про себя Боб, это не тот бизнес, который устраивал бы его. Он и так не знал покоя, разыгрывая роль «прихлебателя» Рори Гранта. Но он надеялся, что Фитц МакБейн поймет, через что ему пришлось пройти, и, когда все завершится, вознаградит его соответственно за все, и не только деньгами. Он рассчитывал шагнуть на следующий уровень в корпорации.

– Ладно, Рори. Приехали.

Водитель перегнулся, чтобы открыть дверцу.

– Спокойной ночи, мистер Грант, до завтра.

– Спокойной ночи.

Рори тряхнул связкой ключей, отобрал нужный, и они вошли. В доме было душно от жаркого дневного солнца.

– А, черт, – скривился Рори, включая кондиционер.

– Тебе нужен домоправитель, – сказал Боб, направляясь к холодильнику и извлекая оттуда бутылку «Мендави Шабли». – Выпей ка стаканчик вот этого…

Рори взглянул на вино с отвращением.

– Я бы предпочел пива… Да, знаю, это миллион калорий, и мне его не следует пить. Чтоб твою мать… Дженни Хавен… – выкрикнул он в пустоту дома, – ты приучила меня к этому калорийному пойлу, и я никак не могу остановиться.

Он взглянул на Боба.

– Если я выпью пива, – объяснил он, – то наберу два фунта, и завтра эти проклятые узкие джинсы едва сойдутся, а мое брюхо вывалится наружу.

– Преувеличиваешь, Рори, – успокоил его Боб, – если ты выпьешь одну банку пива, это тебе не повредит.

Рори сунул руки в карманы, задумчиво подошел к окну и уставился на суда и моторные лодки, покачивающиеся на якорях.

Боб молча наблюдал за ним. Никогда раньше он не видел его таким подавленным. Он был настолько же напряженным и взвинченным, как и усталым.

Рори резко отвернулся от окна и направился к лестнице.

– Что случилось? – спросил его Боб. – Пойдем есть, или как?

– Подожди здесь, – откликнулся Рори, – я хочу немного побыть с тобой. Но сначала приму душ.

Боб ждал, перелистывая страницы «Эсквайра» и «Плейбоя». Он налил себе еще один стакан «шабли» и посмотрел на потемневшее море. Что происходит? Прошел, должно быть, уже час.

– Эй, Рори, с тобой все в порядке? – крикнул он вверх, подойдя к лестнице.

– Конечно, – отозвался Рори, появившись на площадке. – А что может со мной случиться? – спросил он, улыбаясь и весело сбегая по ступенькам. – Вижу, ты восторгаешься «подружкой Марта».  Вот что я скажу тебе, Боб, давай пройдемся к «Мансион», там всегда что то происходит. Можем сыграть в картишки, немного потанцевать.

– Я думал, ты совсем вымотался.

– Так оно и было. А сейчас уже все в порядке. – Рори засмеялся. – Всего лишь немного подкрепляющего, парень, не вникай. Я встряхнулся… Так что, пошли.

– А как насчет работы? Тебе же вставать в пять тридцать.

– Я буду о'кей.

Рори вытащил ключи от своей машины и направился к выходу. Боб последовал за ним и захлопнул за собой дверь. У него появилось предчувствие, что им предстоит долгий вечер.

Когда они вернулись домой, часы показывали четыре тридцать. Они присели на диван. Боб приобрел второе дыхание, а Рори был раздавлен, скатившись с пика возбуждения в разнесчастное состояние опустошенности. Он сидел с побелевшим лицом, обхватив голову ладонями и уставившись в поверхность мраморного стола.

– Что то и в самом деле гложет тебя, Рори, – сказал Боб, свертывая джойнт.  – Я же вижу, что то у тебя накипело внутри, что то по настоящему угнетает.

Рори поднял голову и взглянул на Боба мутным взглядом.

– Ты прав, – сказал он.

– Очень плохо, – продолжал Боб, все еще свертывая джойнт, – вот так копить все в себе. Кончится тем, что ты будешь годы проводить на кушетке психиатра… потеряешь состояние, а что получишь в итоге? А ведь на самом деле нет ничего такого, чем нельзя было бы поделиться с другом.

Рори обхватил голову руками и снова тупо уставился в стол. Он чувствовал себя ужасно. Все само шло ему в руки в этом городе. В этом году он имел потрясающий успех, а здесь ведь признавали только сегодняшний успех. У него появились деньги – больше, чем он когда нибудь мог рассчитывать заработать. Теперь он уже больше не нуждался в деньгах Дженни. А она снова была здесь! Она всегда присутствовала в глубинах его сознания, подстерегала его всякий раз, когда он чувствовал себя плохо. И всегда с широко раскрытыми и обвиняющими, и напуганными глазами. Такими она глядела на него в ту ночь…

– Ты прав, Боб, – медленно сказал он. – Мне нужно с кем то поговорить, а ты мой самый близкий друг. Но в моем случае всего не выскажешь словами. Подумай о том, что я был, молодой парень, который пытался пробиться в очень грубый мир. Ты понимаешь, что я имею в виду, Боб?

Боб включил микромагнитофон в кармане своего хлопчатобумажного пиджака от Ральфа Ларена.

– Конечно, – согласился он. – Понимаю.

ГЛАВА 22

В том сезоне «Фиеста» была самой оживленной яхтой во всем Средиземноморье, она плавала от побережья к побережью, от Монте Карло до Сен Тропеза, оттуда в Порто Серве на Сардинии, случалось, бросала якорь в крошечном Калви на Корсике или круто меняла курс и направлялась в Пуэрто Банус на Марбелле. В постоянном обилии гостей, занявших все кабины, Венеция чувствовала себя захваченной в какой то водоворот. С одной стороны, это было хорошо – у нее не оставалось времени на грустные размышления. И, несмотря на помощь двух девушек, которых пришлось нанять в Лондоне, она обычно так уставала к ночи, что уже ничто ее не привлекало, и она отправлялась спать.

В первый месяц Фитц МакБейн был на борту лишь дважды, и каждый раз только на одну ночь, он привозил с собой кучу гостей, которые наслаждались его гостеприимством. Венеция ни разу не видела его одного, поговорить с ним ей довелось вообще только раз, это было за обеденным столом, когда гости, подогретые шампанским, пригласили своего шеф повара, чтобы высказать ей комплименты за обед. Венеция стояла перед ними раскрасневшаяся, в старых шортах, а ее огромный полосатый фартук выглядел таким жалким и грубым по сравнению с элегантными, праздными гостями в их летних, легких шелках. Фитц улыбнулся ей, когда они встретились взглядами, но она хотела только одного – удрать. А потом она наблюдала за происходящим из своего камбуза на верхней палубе, чувствуя себя Золушкой в пантомиме, которую оставили, а сами отправились на бал к Принцу. А как они громко смеялись, готовясь сойти на берег, чтобы отправиться на вечер в отель «Серве»!

Часто гости предпочитали есть в кафе на берегу залива в Калви или в маленьком ресторане в Сен Тропезе, а потом танцевали весь вечер в какой нибудь дикой дискотеке. Все было бы просто прекрасно, если бы у нее хватило ума так влюбиться в Моргана, а не в Фитца. Но, как любая из дочерей Дженни, могла ли она вести себя разумно? Нет никакого сомнения, Морган страшно уязвим, но его горечь была направлена против нее, а не против отца. «Я мог такое предположить, – сказал он откровенно, когда она выложила ему все о своих чувствах к Фитцу, – но я думал, все обстоит как то иначе – он всегда любил тебя».

Она изумленно посмотрела на него, думая, что, возможно, он ее неверно понял – и тут же забыла эту реплику, к его облегчению. А потом сказала, что может быть ему только другом. «Это самая избитая фраза, – усмехнулся он криво, – но я никогда не думал, что кто нибудь скажет ее мне».

– Может быть, это и избитая фраза, – тихо возразила она, – но именно это я и хотела сказать. Мы были добрыми друзьями с самого начала, Морган – и будет прекрасно, если так все и останется.

Сообщение, что мистер МакБейн присоединится к «Фиесте» на несколько недель, мгновенно облетело всю команду. И так нарядная яхта была заново вычищена и надраена к приезду хозяина, все латунные детали так и сверкали на солнце, и матросы, одетые в отутюженные белые шорты и рубашки, в фуражки с золотыми галунами, с нетерпением ожидали его прибытия. На судне стояла тишина – очередная недельная группа гостей должна была прибыть лишь после обеда – и Венеция с бьющимся сердцем решала, что ей надеть. Она приняла душ, вымыла и высушила на солнце свои белокурые волосы, выбрала короткую белую хлопковую юбку и просторную белую рубашку, которую не застегнула на пуговицы, а перехватила широким кожаным ремнем. С ее зимним загаром, приобретенным за время пребывания на Средиземноморье, с волосами, прядями ниспадающими на лицо, она выглядела как здоровое молодое животное. Пришла пора, твердо решила она, разглядывая себя в зеркале, настала пора действовать немножко в духе Дженни.

Медленно тянулись часы на странно тихом судне. Он опаздывает, раздраженно подумала Венеция, может быть, он вообще не приедет. О, Господи, пусть он приедет… пожалуйста. Она больше не могла этого выдержать, она должна видеть его.

Было уже шесть тридцать, когда они наконец прибыли. Венеция услышала знакомый низкий голос, а потом женский смех. Она поспешно выскочила из своей каюты и побежала по палубе, почти столкнувшись с ними на повороте. Рядом с Фитцем стояла великолепная белокурая женщина и еще с полдюжины смеющихся гостей.

– Венеция. – Оставив Олимпи, Фитц взял ее за руку. – Как дела? – Его темные глаза смотрели серьезно. – Надеюсь, тебе не приходится перерабатывать?

Венеция почувствовала, что снова вспыхнула.

О, Господи, неужто она никогда не избавится от этой детской привычки? Ее рука дрожала в его руке, и она быстро отдернула ее.

– Нет, конечно, нет. Но я ведь нахожусь здесь, чтобы работать…

– Морган сказал мне, что, по его мнению, ты слишком много работаешь и тебе нужно иметь побольше свободного времени… – прервал ее Фитц, – и я с ним в этом согласен. Ладно, позже мы обсудим это. А сегодня мы поужинаем на берегу, так что ничего готовить не надо.

У Венеции упало сердце. Он уходит с этой роскошной женщиной, предположила она.

– Хорошо, – сказала она упавшим голосом.

Олимпи с интересом наблюдала за спокойным разговором между Фитцем и хорошенькой блондинкой с фантастическими ногами. Если это соперница, ей надо знать это. Олимпи умела уловить любовную связь еще до того, как она завязывалась. А между этими двоими, чувствовала она, что то было.

– Ты не хочешь познакомить меня со своей приятельницей, Фитц? – спросила она.

В душе Венеции вспыхнул гнев. Она не станет играть второстепенную роль только потому, что эта женщина появилась здесь, она будет бороться за то, чего хочет, так же, как это делали Индия и Дженни.

– Я шеф повар на «Фиесте», – громко сказала она, – к вашим услугам. – И она насмешливо поклонилась, за что получила спонтанную вспышку аплодисментов от гостей, столпившихся на палубе. – Если вы захотите, чтобы вам приготовили что то особенное, вам следует обратиться ко мне. Мое имя Венеция. Венеция Хавен.

– Хавен? – Олимпи взглянула на нее с большим интересом. – Вы имеете какое то отношение к Дженни Хавен?

– Дженни была моей матерью.

– О, конечно, теперь я вижу очень сильное сходство. Не так ли, Фитц?

И, конечно, подумала она, это сестра Парис Хавен… Ладно. Олимпи отправилась искать свою каюту, оставив Фитца на палубе с Венецией. Нет, она не думает, что это такая уж серьезная 

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17