Элизабет Адлер » Современные любовные романы » «Опрометчивость»

Хьюго обвились вокруг нее, Парис сразу же поняла, чего именно ей хотелось сегодня вечером – и Хьюго Рересби подходил для этого как нельзя лучше.

Олимпи чувствовала себя не в своей тарелке. Бендор был невыносимо скучен, а Хьюго куда то запропастился. Она слонялась из комнаты в комнату, сопровождаемая занудой поклонником, который умолял ее уехать отсюда и отправиться к нему. Так она и поехала! Жди! Олимпи никогда не вступала в случайные связи на подобном уровне. Она всегда все тщательно продумывала, все до малейших деталей планировала. Она любила вообще все делать именно так – чтобы было приятно и безопасно. Не так то легко выбиться в люди таким, как она, имея так мало денег. У нее была квартира и машина, она, разумеется, прекрасно одевалась, поскольку модельеры с удовольствием шили на нее, но предполагалось, что ее приятели должны некоторым образом «улучшать» ее благосостояние. Эту политику она неукоснительно проводила уже немало лет – с тех пор, как ей исполнилось двадцать– и она прекрасно себя оправдывала. Ей удалось уже скопить немалый капитал, ведь когда нибудь наступит и старость. Естественно, до этого она предполагала пару раз удачно выйти замуж, однако беззащитной девушке необходимо предусмотреть все. Такие Хьюго существовали исключительно для удовольствия. Выходить замуж надо за Вендора – если ей, конечно, удастся толкнуть его к этому – хотя у нее и было предчувствие, что, в конце концов, он женится на какой нибудь здоровой, крепкой восемнадцатилетней девушке, которая станет рожать ему детей, а ее он сделает своей любовницей. Нет, не выйдет.

– Анри, ты не видел Хьюго?

– Да, видел, дорогая. Он там, внизу, танцует с Парис Хавен… Он по моему, весь вечер там. – Глаза его озорно блеснули. – Может быть, вы тоже пойдете потанцуете, – предложил он.

Олимпи взяла с тарелочки клубнику и задумчиво откусила.

– У зимней клубники совсем другой вкус, – сказала она медленно, – она какая то… безвкусная. – Значит, Хьюго нашел себе Парис. Или, скорее всего, это Анри нашел Парис для Хьюго. Возможно, он и прав, может быть, ей стоит спуститься вниз и увидеть все своими глазами. Как там говорят? Если не можешь выиграть, присоединяйся к победителям? Она отправилась вниз.

– Я хочу попудрить нос, Бени, – сказала она с раздражением, – не ходи за мной.

– Почему? – спросил он, в нетерпении проводя пальцем по ее обнаженной руке.

– Потому что все естественные отправления совершаются без свидетелей, – огрызнулась она, отдергивая руку. – А теперь валяй выпей чего нибудь. Я вернусь через пару минут.

Парис устроилась на груде подушек в нише в дальнем углу подвала. Руки Хьюго обвились вокруг нее, и она его целовала. Она целовалась с ним уже целый час – только целовалась, он не касался ее, просто держал в объятиях и целовал. И это было восхитительно, ее тело, возбужденное впрыснутым в него адреналином, отвечало на его поцелуи и без ласк.

Задрав юбку, Олимпи села напротив них, положив ногу на ногу, и с интересом наблюдала за происходящим. На стенах играл отблеск свечей, поскольку Анри считал, что свечи – самое подходящее освещение для его подвальной дискотеки, неровный оранжевый свет играл на черных волосах девушки. Наверное, Хьюго распустил ее волосы, поскольку они не казались ей вначале такими длинными. Одна рука Хьюго лежала у нее на спине, другая – на шее. Казалось, им очень хорошо вместе – они даже не заметили, что она смотрит на них. А, может быть, и заметили, но им наплевать. Интересно смотреть, подумала Олимпи, как Хьюго целуется с кем то другим… она точно знала, что именно чувствует сейчас Парис. Она почувствовала возбуждение и наклонилась к ним поближе.

Хьюго оторвался от нежных губ Парис.

– Ты прекрасна, – прошептал он, – очаровательная, прекрасная Парис. – Он погладил ее лицо кончиками пальцев, а Парис удовлетворенно вздохнула.

Хьюго повернул голову и улыбнулся Олимпи. Та сидела, подперев руками подбородок, и пристально смотрела на них, она тоже ему улыбнулась. Он, конечно, знал, что она здесь.

– Хьюго, – сказала Олимпи, – я видела в зале твою жену. Она тебя ищет.

– Правда? – Он отреагировал совершенно спокойно, без всякого интереса. Правой рукой он обнимал Парис, левая гладила ее волосы.

Ее шелковистые волосы, подумала Олимпи. Она протянула к нему загорелую гладкую руку. Связка ключей блеснула при свете свечей.

– Почему бы тебе не взять это? – улыбнулась она. – У меня дома никого нет. Можешь отвезти туда девушку.

Парис повернула голову и посмотрела на Олимпи. Та улыбалась, и улыбка ее была дружеской, немного таинственной. Парис с сомнением посмотрела на Хьюго, и тот улыбнулся ей.

– По моему, прекрасная мысль, – тихо сказал Хьюго. – Что ты скажешь на это, Парис?

Она почувствовала, как его рука чуть сильнее прижала се к себе. Она хотела поцеловаться с ним, ощущая, что поцелуев ей уже мало.

– Превосходно, – прошептала она.

Хьюго протянул руку, чтобы взять ключи у Олимпи, и их взгляды встретились.

– Скажи спасибо Олимпи, Парис, – сказал он, – ты просто не знаешь, как она добра к нам.

– Ты помнишь, Хьюго, где стоят напитки? – Олимпи встала. – Дай Парис все, что она хочет, – и, улыбаясь, пошла наверх к Бендору, терпеливо ожидающему ее в зале.

Кровать Олимпи оказалась огромной – в американском стиле. После своей узенькой раскладушки Парис чувствовала себя здесь совершенно потерявшейся, особенно лежа здесь голышом одна. Скорее бы вернулся Хьюго, который пошел приготовить им что нибудь выпить. Он сказал, что принесет шампанское, потому что хочет отпраздновать их близость. Похоже, она сегодня без конца «празднует», она выпила столько шампанского, что, кажется, вот вот взлетит в воздух. Ее тело действительно стало легким прелегким, возможно, и из за выкуренной на пару с Хьюго травки, найденной в потайном месте у Олимпи. Хьюго сказал, что это самая лучшая травка, а он, похоже, в этом деле разбирался. Он также неплохо знал все и про Олимпи. Он знал, где она держит травку, знал, что в ее холодильнике всегда припрятана бутылочка шампанского – так, на всякий случай, он знал, что одеяло на кровати – из верблюжьей шерсти. Но если Хьюго и Олимпи – любовники, как она подозревала, то почему же она отдала ему ключи от своей квартиры?

Парис повернулась на бок и нажала клавишу магнитофона. Ричи Хейвенс пел «Я не влюблен». Мелодия и хрипловатый голос пробудил в ней какие то новые неясные чувства, она плавала, она купалась в этих обволакивающих звуках.

Послышался звон стекла, и в комнату вошел совершенно голый Хьюго, неся бутылку и три хрустальных бокала. Обнаженный Хьюго великолепен, подумала сквозь некоторую дремоту Парис; кожа у него была более смуглая, чем можно подумать, особенно по контрасту со светлыми волосами. Сильные ноги, маленькие твердые ягодицы и мощный «аппарат». Она томно потянулась и улыбнулась ему. Хьюго прекрасно знал, что делать с таким аппаратом, и, глядя на него, стало ясно, что он снова готов к этому.

– А почему три бокала? – спросила она, проводя рукой по его бедрам, когда он сел на кровать.

Хьюго поцеловал ее в макушку.

– Там Олимпи вернулась, – сказал он как бы между прочим. – Она сказала, что, возможно, зайдет и выпьет с нами.

– Олимпи?!

– Да, это же ее дом, дорогая, – спокойно произнес Хьюго. – У тебя дрожат руки, Парис.

Несколько капель вина упали ей на грудь, и он наклонился, чтобы слизнуть их.

– Я еще не говорил тебе, – прошептал он, – что ты очень вкусная?

Он чуть наклонился и капнул немного, на темный треугольник ее волос, затем растер влагу пальцами. Парис вздохнула, почувствовав невыносимое наслаждение.

Хьюго отпил шампанское, не переставая ласкать ее.

– Такая гладкая, – говорил он, – ты такая гладкая и нежная, и соблазнительная…

Парис не хотела шампанского, она хотела Хьюго, она хотела, чтобы он вошел в нее, как раньше. Они сразу же попали в один ритм, можно было подумать, что им приходилось заниматься любовью сотни раз, они инстинктивно подходили друг другу.

Очень красиво, думала Олимпи, стоя в дверях. Мягкий свет, ее огромная кровать с большой спинкой, разрисованной херувимами и гирляндами, мягкая музыка и два красивых человека, обнаженные, с гладкой кожей, при свете лампы отливающей персиковым. Она подошла к кровати и нагнулась, чтобы поцеловать Хьюго. Парис лежала, словно окаменев. Пальцы Хьюго продолжали ласкать девушку, когда Олимпи целовала его.

– Прекрасно, – прошептала Олимпи, – вы оба так красиво смотритесь. Я не хотела мешать вам. Мне просто стало одиноко… и бокал шампанского меня соблазнил.

Она сбросила туфли и свернулась в клубочек у ног Парис.

– Можно? – спросила она, беря из его рук бокал. Со своей таинственной улыбкой она опять посмотрела на Парис. – Правда, Хьюго самый романтичный мужчина на свете? – прошептала она. – Он всегда точно знает, что ты чувствуешь, что ты хочешь или ждешь от него. Ему даже не надо ни о чем говорить… он – превосходный любовник. И так хорошо всегда, когда тебя умеют любить…

Поставив бокал на тумбочку, Олимпи потянулась к Хьюго и поцеловала его в губы долгим и страстным поцелуем. Ее руки гладили его живот, и Парис почувствовала, как напряглась его рука – он целовал Олимпи, а ласкал ее! Как завороженная, она смотрела, как Олимпи склоняет голову над Хьюго, она видела, как ее розовый язык ласкает и дразнит его смуглое тело. Хьюго повернулся и улыбнулся Парис.

– Мне кажется, Олимпи должна остаться, а ты как думаешь?

Парис почувствовала страшное возбуждение. Все это – вино, травка, адреналин, эротическая сцена – возбудило ее так, как ничто и никогда раньше. Она хотела, чтобы Хьюго любил и ее, и Олимпи, она хотела поделиться им с ней, смотреть, как это делает он, как она…

Олимпи выскользнула из своего белого платья и легла рядом с Парис, проведя рукой по ее телу. Парис вздрогнула и застонала, когда нежные пальцы Олимпи коснулись ее сосков, а затем стали гладить ее тело, а затем вместе с пальцами Хьюго стали теребить жестковатые темные волосы ее лона. Глаза ее были закрыты от наслаждения, затем она открыла их, чтобы посмотреть на нового любовника. Хьюго был с одной стороны, Олимпи – с другой, и она обняла их обоих, и в эту минуту почувствовала на своих губах губы Олимпи. О, как ей хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно.

Олимпи кружила по улицам квартала Марэ в своем крохотном «Ситроене» в поисках улицы ль'Абэ, благодаря судьбу, что не поддалась в свое время искушению и не купила большую машину. Она водила автомобиль отвратительно – и подтверждением тому были возмущенные гудки, когда она пересекала сразу два ряда, затем делала задний ход на круге и очень медленно ехала вдоль улицы, которую только что пересекла. Было уже половина четвертого, и она почти час разыскивает этот «Отель де ль'Абэ» – Парис была права, говоря, что он где то на задворках Ле Алле; он действительно на таких задворках, что найти это проклятое место просто невозможно.

Олимпи нетерпеливо постукивала пальцами по рулю, ожидая, когда загорится зеленый свет. Часы в ювелирном магазине показывали без двадцати четыре, а показ у Парис начинался в три. Если она сейчас же не отыщет это место, то безнадежно опоздает. Черт подери, и из за этого она еще пропустила показ у Мицоко. Но все же она дала слово, а Парис – такая милая. Вспомнив предыдущую ночь, Олимпи улыбнулась. Это – восхитительно! Хьюго пробудил в них все самые сокровенные чувства. О, Господи, эти придурки опять ей сигналят! Сворачивая в первый ряд, Олимпи осторожно маневрировала среди машин. Этот чертов отель должен быть где то здесь, и ей надо поторопиться.

В четыре она его нашла. Она потратила пять минут, чтобы воткнуть свой «ситроен» на стоянку, но все же ей пришлось уйти, бросив машину с вылезающими на проезжую часть задними колесами. Завернувшись в длинное манто из песца, чтобы не замерзнуть, она быстро перебежала дорогу, и теперь не обращала внимания на машины и свистки постового. Слава тебе, Господи, подумала она, открывая дверь с медной пластиной, на которой было выгравировано название, все таки я нашла его.

В зале раздались звуки песни «Авалон», пахло лилиями и дымом сигарет из коридора, она улыбнулась, толкая дверь: Парис поставила ее любимую музыку. На сотне позолоченных стульев сидело небольшое количество народу, которые показались ей просто приятелями и болельщицами. В первом ряду сидели несколько девушек с блокнотами; потягивая шампанское, они болтали между собой. Олимпи знала каждого издателя журнала мод и всех возможных покупателей от Рима до Нью Йорка, но их здесь не было. Она подумала, что, скорей всего, это помощницы заместителей редакторов модных журналов и газет, возможно, даже просто секретарши, которые рады, что могут бесплатно посмотреть демонстрацию мод и выпить шампанского, которое с безразличным видом подавали несколько женщин, всячески демонстрируя, что они могли бы заняться и более интересным и важным делом, как, например, обслуживать показ Мицоко и шикарный банкет, который он предполагал дать после этого – чуть ли не в Версале. Олимпи тоже пожалела, что не пошла туда. Она поняла, что здесь – полный провал.

Дверь за ней захлопнулась, и тут она увидела перед собой молодого смуглого человека в белом костюме. С вымученной улыбкой он спросил, не может ли он чем нибудь помочь ей.

Диди, разумеется, сразу же ее узнал – но что Олимпи Аваллон здесь делает?

– Не хотите ли выпить шампанского? – спросил он, когда Олимпи села на стул неподалеку от двери, с интересом разглядывая ярко освещенный подиум. Эти девушки даже не были профессиональными манекенщицами, она это поняла сразу же, как только Наоми прошлась, танцуя, по дорожке в сопровождении других малышек, играющих прозрачными накидками, наброшенными на светло серые платья. Но, кто бы они ни были, они были великолепны – и туалеты тоже. Жаль, черт возьми, что она здесь не с самого начала. По подиуму прошлась Парис в костюме стального цвета – это потрясно! Профессиональным взглядом Олимпи оценила и покрой, и модель, и эту блестящую находку – отороченный оборками разрез. А Парис просто великолепна – идеальная манекенщица для своих собственных моделей.

В зале защелкали блицы фотовспышек, и Олимпи быстро оглянулась, чтобы посмотреть, кто снимает – входя в зал, она не заметила никаких фотографов.

Сердито жестикулируя, Диди выпроваживал из зала трех молодых людей. Очевидно, это репортеры из бульварной прессы, которые явились сюда, чтобы потом позлорадствовать над тем, что провалилось шоу дочери Дженни Хавен. Олимпи заерзала на стуле. Она не была уверена, что ей хочется присутствовать на поминках.

Парис сошла с подиума с горящими щеками и сжатыми от гнева губами. Девушки, быстро переодевшись в новые яркие наряды, с тревогой смотрели на Парис, пока Наоми в свадебном платье прошла вперед, сопровождаемая своими элегантными кавалерами. Быстро сунув ноги в ярко красные туфли шпильки, они бросились вслед за Наоми, создавая на подиуме буйство красок и движений – как учила их Парис.

А Парис сорвала юбку и жакет и швырнула их на пол.

– О, Господи, – повторяла она снова и снова, – о, Господи, ну что я сделала не так? В чем дело? Почему никто не пришел?

Надев черную фуфайку и джинсы, она с остервенением начала натягивать ботинки. Все кончено – провал. Она проиграла, но не понимала, почему!

Олимпи незаметно проскользнула в дверь мимо Диди.

– Восхитительно, – шепнула она ему в ухо, – просто блеск, скажите Парис, что я позвоню ей немного попозже сегодня.

Диди смотрел, как она торопливо идет по коридору. Он не понимал, как здесь оказалась Олимпи Аваллон, но это был единственный человек, пришедший на показ Парис, который хоть что нибудь значил – остальные были из той породы, кто придет куда угодно ради бесплатной выпивки. Да, он бы тоже сейчас с удовольствием выпил! Девушки танцевали на подиуме, улыбаясь немногочисленным зрителям, под звуки редких аплодисментов. Все закончилось. У него было лишь несколько минут, чтобы забежать в «Буэнос Айрес» и пропустить стаканчик шотландского виски, а затем ему придется встретиться лицом к лицу с Парис. У него оставалось лишь пять минут, чтобы придумать, что ей сказать.

Олимпи хотела позвонить Парис, в самом деле она собиралась сделать это, но оказалось, что у нее совсем нет времени. Когда она пришла домой, то ее ожидала целая охапка цветов – жасмин и еще какие то неизвестные, привезенные с юга. И еще записка от Бендора. Он снял виллу на Барбадосе и приглашает туда с собой нескольких друзей, и для этого он зафрахтовал самолет, который вылетает сегодня вечером. Без нее вся эта затея теряет всякий смысл. Не присоединится ли она к ним?

Неплохо ощущать, что она имеет над ним такую власть, подумала Олимпи, забрасывая в свою старую дорожную сумку летние вещи. Ей стоило только предложить «Джули» – и он сразу же заглотнул наживку. Он понял, что встреча наедине с ней не пройдет, и поэтому устроил эту общую поездку, чтобы умаслить ее. Ну что ж, все по честному, подумала она, застегивая молнию на полупустой сумке; она взяла с собой совсем мало вещей, поскольку всегда сможет купить то, что ей нужно, прямо там. Таким образом, она и проверит, имеет Бендор относительно нее честные намерения или не очень. Она надеялась, что да.

ГЛАВА 13

Майра Кауфман подавала свой обычный воскресный поздний завтрак, и настроение у нее было неважное, поскольку день был пасмурный и ветреный. Она надеялась, что мужчины успеют хоть немного поиграть в теннис до дождя.

На круглом большом столе в столовой стояли тарелки с холодным ростбифом, колбасой, острыми и сливочными сырами, семгой, копченой осетриной, баранки и черный хлеб. Билл смешивал шампанское с апельсиновым соком, делал так называемую «мимозу»; в кофейнике дымился ароматный свежий кофе. Сбоку на подсервантнике стояла яичница болтунья с семгой и блины с огромным кувшином кленового сиропа.

Холестерина здесь хватит, чтобы убить всю эту компанию, подумала она, оценивая примерный возраст и здоровье своих гостей. Только представить, что она, Майра Кауфман, единолично сотрет с лица земли своими воскресными завтраками целую индустрию – продюсеров, директоров студий, юристов, агентов; правда, здесь не было ни сценаристов, ни режиссеров: Билл не выносил по воскресеньям «творческих личностей», он говорил, что ему хватает их все остальные дни недели!

Джесси Рабин пришла со Стэном – открытая дверь означала, что дом открыт для всех, и ветер гулял по прихожей, но все же придется ее прикрыть, может быть, просто оставить небольшую щель, чтобы не надо было звонить.

– Привет, Джесс, как дела?

Они чмокнули друг друга в щечку. Джесси была очень худой и обожала шикарные наряды. Очевидно, она морила дома Стэна голодом, поскольку у них он ел ужасно много. Все они, впрочем, здесь ели за троих, включая и Билла. Возможно, это был тот единственный раз, когда их жены позволяли им забыть о диетах и о своих собственных дурных предчувствиях о том, что их бросают, оставляют одних, как лошадей на пастбище, и уезжают в Палм Спрингс или Палм Бич.

– Отлично, Майра. В следующем месяце Стэн везет меня в Париж. Мы всегда туда ездим в это время года. Ему нравится еда, а мне – магазины, поэтому мы оба рады, когда бываем там. Редко кто любит одинаково проводить отпуск. Знаешь, Майра, вот, например, я обожаю сидеть на солнышке около бассейна – разумеется, не своего бассейна, но Стэн терпеть этого не может. Он начинает терзаться, становится раздражительным и говорит, что в этих домах отдыха не с кем даже сыграть в карты.

– Я тебя понимаю, – сказала Майра, подавая ей «мимозу». – Я сама не люблю Мона Ки или Казалу. На Гавайях всегда отлично.

Джесси вздохнула.

– Может быть, нам с тобой как нибудь уехать вдвоем и оставить наших мужчин на собственное попечение. Как ты думаешь, это пойдем им на пользу?

Майра рассмеялась, представив, как Билл будет справляться со всем один.

– Это нереально, – сказала она. – Если я уеду на десять дней, он наберет десять фунтов. Если я перестану следить за ним, как коршун, он станет сидеть у телевизора, пить пиво, есть орешки и воздушную кукурузу и выкуривать по две пачки в день. Тебе бы тоже не мешало последить за Стэном, он стал поправляться. Ты не пробовала «Стилман»?

Стэн положил на тарелку колбасу и сыр, добавил немного картофельного салата и хорошую порцию острой горчицы, прислушиваясь к тому, что говорит ему Билл.

– Так что я думаю, лучше всего сделать так, чтобы парнишке было хорошо – мы оба знаем, что случается, когда у звезды дурное настроение: вся работа летит к черту, студии тоже не желают иметь с тобой дело. Я разговаривал с Майроном, и он говорит, что они могут добавить самое большее еще пять штук за эпизод – то есть, в целом получается тридцать пять тысяч долларов. Стэн, ведь это совсем неплохие деньги. Я согласился, но спросил, а как насчет дополнительных льгот – ну, ты понимаешь, – какой то подарочек, новая машина, путешествие? Майрон сказал, что они планируют снять некоторые эпизоды за границей, у них сценарий предполагает как бы три части, каждая снимается в разных местах – в Нью Йорке, Лондоне и где нибудь на островах – возможно, Барбадосе. Он хочет поскорее приступить к делу и как можно скорее определиться с местом съемок – это даст возможность Рори немного отвлечься. Пусть он куда нибудь уедет, изображает из себя звезду где нибудь в другом месте, там, где люди считают, что звезды – это и в самом деле что то необычное. – Билл протянул Стэну «мимозу».

– Звучит неплохо. – Стэн доел колбасу с черным хлебом и направился к подносу с яичницей с семгой. – Так когда все это произойдет?

– Пару недель они проведут на Барбадосе – пока стоит хорошая погода, затем – Нью Йорк и Лондон.

– Прекрасно. Пусть ему будет хорошо, Билл. Он тут подходил ко мне насчет покупки этого большого дома в Бенедикт Каньон, но я сказал ему, что ему еще рано думать об этом. Ему надо, по крайней мере, посмотреть, как пойдет фильм, а тогда уж пусть покупает, что хочет – разумеется, в разумных пределах. А после того, как я получу свой гонорар, а ты – свои комиссионные, и он уплатит налоги…

Они рассмеялись, и тут к ним подошли их жены.

– Вам обоим надо побольше общаться с гостями, – сказала Майра, – а не говорить о делах.

– Мы общаемся, мы общаемся, – проговорил Стэн, с сожалением отворачиваясь от блинов и кленового сиропа.

– Тебе Джесси не говорила, что я в следующем месяце везу ее в Париж? Конечно, это обойдется мне в копеечку, впрочем, как обычно.

– Она стоит того, Стэн, – сказала с улыбкой Майра, защищая подругу; в конце концов, все жены в этом городе должны проявлять солидарность. Здесь слишком много молодых и красивых девушек, чтобы еще делать гадости друг другу. – Ну что ж, кто пойдет играть в теннис? – Она опять с тревогой посмотрела в окно, надеясь, что погода не подведет ее.

ГЛАВА 14

Мариза Пароли традиционно присутствовала на показах мод в Париже. Ее всегда усаживали на позолоченный стул где нибудь в первых рядах, чтобы ее хорошо видели фотографы, а затем ее всегда лично целовал Ив или Карл, или Маркс, и она всегда в каждом из этих домов делала заказ. В этом году с ней поехала ее молодая кузина Рената, и это привлекало к ней еще большее внимание, поскольку Рената была одной из тех немногих, кто мог тратить большие деньги. Разумеется, у Ренаты были немалые деньги, и она впервые решила потратить значительную сумму на закупку коллекции одежды – Мариза, разумеется, могла помочь ей сделать это надлежащим образом. И это действительно интересное занятие, даже на демонстрации моделей Мицоко, хотя ей не понравились его бесформенные вещи, в которых суровые манекенщицы вышагивали, как на похоронах, сплошные серо черные тона, без единого яркого мазка, чтобы хоть как то оживить туалет. Мариза вздрогнула, вспомнив это шоу – ей как итальянке было совершенно непонятно, какая женщина захочет спрятать свои формы под мешковатой одеждой, да еще в таких серых, скучных тонах.

Они завтракали с Ренатой в своем люксе в Бристоле, пили кофе и просматривали утренние газеты, чтобы найти снимки показа Мицоко, происходившего накануне, а также читали всевозможные светские новости о знакомых или известных людях и событиях. Первой заметку о показе Парис заметила Рената – это был всего лишь небольшой абзац, помещенный где то в углу страницы.

– Должно быть, это сестра Индии, которая работает у Фабрицио! – воскликнула она.

– Что это? – Мариза взяла газету и прочитала коротенький некролог, посвященный показу Парис, на который никто не пришел.

Это была заметка, написанная скандально известным репортером:

«Вчера Голливуд сделал попытку потеснить мастеров кутюрье высокой моды, когда Парис Хавен, дочь покойной Дженни Хавен, известной своими похождениями, показала в Богом забытой гостинице «Отель де Ль'Абэ» свою коллекцию ровно в тот самый день и час, когда демонстрировал свои фантастические модели Мицоко.

Бедняжка Парис! – ее коллекция, не получившая ни зрителей, ни аплодисментов, пошла ко дну, как брошенный в Сену камень. Ее мамочке следовало бы в свое время посоветовать ей не пытаться соревноваться с гигантами, не проверив все сроки… и, возможно, ей бы стоило вложить побольше мамочкиных миллионов в шампанское и гостиницу более высокого качества…»

На фотографии под текстом была изображена Парис, с надменным видом смотревшая в объектив с подиума.

Рената, хотя и не была красавицей, однако же обладала достаточной привлекательностью, которую ее семейство могло для нее обеспечить. У нее был маленький и хорошенький новый носик, в тринадцать лет заменивший длинный, доставшийся от отца; с четырнадцати она сидела на суровейшей диете, чтобы не дать возможности проявиться семейной склонности к полноте, лучшие парикмахеры и визажисты занимались ею, пока она не стала считаться самой ухоженной и холеной женщиной Италии. Это требовало немало сил и средств. Она внимательно рассматривала фотографию Парис.

– Действительно, очень красива, – заметила она. Рената добрая девушка, но ее стремление всюду быть объективной иногда раздражало Маризу.

– Да, пожалуй. – Она пожала плечами. – Во всяком случае, лучше, чем ее сестра.

И чего Мариза такая вредная, подумала Рената. Она вечно на кого нибудь злится, никто никогда не может ей угодить.

– Ты имеешь в виду Индию? Но она тоже очень хороша, Мариза. Я всегда удивлялась, как это ты не боишься, что Фабрицио так много времени проводит с ней… то есть, я хотела сказать, тебе не приходило в голову – ну просто так… что она может показаться Фабрицио привлекательной?

– Фабрицио и Индия?! Рената, милая, не говори глупостей. Ну если бы ты сказала Люсиана или Грацеллия… Фабрицио знаком со многими по настоящему интересными и умными женщинами. Что может его связывать с такими девицами, как Индия Хавен?

– Она молода. Примерно, моя ровесница? – Рената заметила, что при этих словах лицо Маризы приобрело жесткое выражение. Очевидно, та уловила здесь намек на свой возраст, и девушка поспешно добавила: – То есть, я хотела сказать, что эти молодые американки всегда такие энергичные, полные сил. Просто не могу представить, чтобы Индия слонялась без дела, как я, например, и ждала, чтобы что нибудь интересное произошло в ее жизни. И ты не можешь не признать, что у нее потрясающая фигура, посмотри на нее с точки зрения мужчины, а не специалиста по модной одежде.

– Ты говоришь ерунду, Рената. Фабрицио в этом плане абсолютно к ней равнодушен. Он говорит, что она прекрасно справляется с работой, очевидно, у нее есть определенные способности. Во всяком случае, Индия явно интересовалась Альдо Монтефьоре. Я – разумеется, ради тебя – положила этому конец! Нет, я абсолютно убеждена, что ты в этом отношении ошибаешься.

Рената бросила на свою старшую двоюродную сестру лукавый взгляд. Мариза была женщиной проницательной, но она была слишком поглощена своей собственной персоной и своей внешностью. Она попросту не замечала людей не ее круга, в отличие от мужчин вроде ее мужа. А Фабрицио Пароли – интересный, темпераментный неаполитанец, собственными силами добившийся своего настоящего положения. Индия Хавен была как раз такой девушкой, которая и могла разрушить этот брак. Было забавно поддразнивать самодовольную и самоуверенную Маризу.

– А Фабрицио действительно никогда тебе не изменял? – с ехидной улыбочкой спросила Рената.

– Ну, разумеется, нет! Почему ты вдруг решила спросить?

– Ну, просто, если это действительно так, то он единственный из всех знакомых мне супругов, который остается верен своей жене.

– Рената, ты ничего в этом не смыслишь. Когда я выдам тебя замуж за Альдо Монтефьоре, ты узнаешь, о чем я говорю. Женщина всегда догадается, если муж ей изменяет, уж можешь мне поверить, – голос Маризы звучал доверительно, но она уже отвернулась от собеседницы и опять погрузилась в чтение газет.

Рената с улыбкой допивала кофе. Интересно, удалось ей хоть немного вывести из себя толстокожую Маризу, показать ей, что земля вращается не только ради ее благополучия? Она не знала, есть ли что нибудь в действительности между Индией и Фабрицио, но это ее и не волновало, ей хотелось подразнить Маризу. Она, по ее мнению, сумела забросить в ее душу семена сомнения, и, причем, весьма успешно. Интересно, что Мариза станет теперь делать?

Частный детектив Марио Томазетти обставил свой шикарный кабинет за счет человеческих пороков. Вернее, незаконных страстей. Марио очень любил эту броскую роскошь – мягкие пушистые ковры ярких расцветок, хрустальные светильники, красные кожаные кресла, низкие и глубокие, и свое собственное вращающееся кресло, обитое темно зеленой замшей.

– Это похоже на светофор, – обычно говорил он клиентам, – красный, чтобы вас остановить, а зеленый, чтобы мне двигаться. – Его любимым предметом здесь был дубовый стол тринадцатого века для сбора податей с отверстием с одного края, куда в старинные времена крепостные бросали деньги для своего хозяина или соверена. Марио нравилось, когда его клиенты опускали туда чеки–деньги он, разумеется, брал вперед, и его секретарша вечером вынимала их оттуда.

Стилем его деятельности, если даже не характера, была осмотрительность и конфиденциальность, а окружавшая его роскошь давала клиентам понять, что услуги Марио Томазетти стоят недешево. И все равно у него клиентов было больше, чем достаточно для него и его тридцати сотрудников. И, глядя на лицо Маризы Пароли с плотно сжатыми губами, он еще раз убедился, что страсти стоят очень и очень дорого, особенно если иметь еще и побочный заработок, как у него.

– Вот фотография. – Мариза осторожно положила на стол снимок Индии. – А это – мой муж.

Марио на секунду позволил себе бросить на снимки беглый взгляд, однако не сделал ни малейшей попытки взять их. Мариза неуверенно посмотрела на него. Разве ему не требуется их как следует изучить? Задать ей какие нибудь вопросы?

– Может быть, их увеличить? – неуверенно предложила она, – а, может быть, вы хотите знать названия его любимых ресторанов…

Марио поднял свою пухлую ручку, украшенную резной печаткой.

– Ничего не говорите, синьора, у нас есть рабочий адрес синьора Пароли и адрес квартиры синьоры Хавен. Больше нам ничего не надо. И да… еще одно. Будьте добры, сообщите вашу девичью фамилию, синьора.

– Мою девичью фамилию? – с удивлением переспросила Мариза.

– Да… это для наших записей. Пустая формальность, синьора.

– Риссарди, – сказала Мариза, вынимая чековую книжку.

– Из миланских и туринских Риссарди? – Улыбка Марио стала искренне добродушной.

– Да. – Мариза заполнила чек и передала ему.

– Пожалуйста, вот в эту щель, синьора. Я сам никогда лично не занимаюсь финансовыми вопросами, этот старый стол для сбора податей избавляет меня от подобной процедуры. Я предпочитаю считать себя вашим другом, который хочет вам помочь в сложной ситуации.

Ничего себе друг, с содроганием подумала Мариза, выходя из двери, вот уж упаси Господь.

Марио опять опустился в свое любимое зеленое кресло, облокотившись о его ручки; в пальцах он вертел тонкий карандаш. Так значит, Риссарди? Совсем неплохо. Марио нравилось думать о себе как о настоящем шпионе – этаком Джеймсе Бонде в супружеских проблемах. Он даже одевался в соответствии с этой ролью, хотя явно был для этого коротковат. Он любил строгие костюмы из чесучи, отполированные до зеркального блеска итальянские туфли и дорогие, сшитые на заказ рубашки, которые он носил так, чтобы выгладывали дорогие запонки. Он ничуть не сомневался, что одевается даже лучше, чем Джеймс, только, в отличие от того, он не испытывал отвращения к двойной игре, когда чувствовал, что здесь можно неплохо нажиться. А брак Риссарди Пароли не мог не принести ему приличной суммы.

Марио без всяких колебаний снял трубку и связался с Фабрицио Пароли, сообщив тому, что у него имеется некоторая информация, связанная с его супругой, которая может его заинтересовать. И, встретившись с ним попозже, он не испытывал ни малейших угрызений совести, рассказывая ему о том, что его жена Мариза наняла его для того, чтобы проследить за его отношениями с мисс Индией Хавен, разумеется, после того, как определенная и немалая сумма денег исчезла в отверстии большого стола.

Ничто так не охлаждает мужской пыл, как деньги, думала Индия. Вернее, необходимость расстаться с немалыми деньгами. И Фабрицио не был скрягой – совсем нет. Он платил ей приличное жалованье, покупал дорогие подарки – обычно какое нибудь женское белье или духи, и кроме того, пол ее квартиры покрывал чудесный ковер, комнату украшали стулья и диваны из демонстрационного зала, а в кухне стояла пара ящиков хорошего вина. Возможно, Фабрицио просто недостаточно практичен, когда речь заходила о подарках – а почему, собственно, любовник должен быть практичным? Индия не знала ответа на этот вопрос. Она опустилась на стул и задумчиво уставилась в пространство.

Пора подумать о своей жизни. Ее связь с Фабрицио уже начала терять свою привлекательность еще до той ужасной поездки за город на эту несчастную виллу. Фабрицио тогда правильно оценил ситуацию. Ему действительно пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы замять скандал, чтобы избежать упоминания их имен в газетах. Ему пришлось отдать немалые деньги сержанту, а также в фонд поддержки вдов и сирот карабинеров. А теперь еще этот мерзкий частный детектив, которого наняла Мариза, чтобы следить за ними. Странно, подумала она, с горькой улыбкой, что Мариза платит ему за то, чтобы он внимательно следил за их действиями, а в конце недели давал ей подробный отчет; он же предложит убедить ее, что их действия носят самый невинный характер. В конце концов, заметил он, какой мужчина не имеет небольшую интрижку – это не мешает ему любить свою жену и семью. Но, когда Фабрицио повторил ей слова детектива, она поняла, что тот прав.

Она сердито пнула ногой пушистый ковер, раздумывая о том, что же ей все таки делать. Становилось ясно: то, что не может развиваться, приходит к естественному концу; и ее роман с Фабрицио пришел к концу. Фабрицио предложил немного переждать, проявить осторожность – только на время, разумеется. Черт! В этом и заключается самая главная проблема, когда имеешь незаконную связь – проявлять осторожность было совершенно не в ее характере. Когда она влюблялась, ей хотелось сообщить об этом всему миру, ей хотелось познакомить возлюбленного с друзьями, открыто появляться в ресторанах, держа его под руку и вдвоем ходить в гости. Она просто не создана для того, чтобы стать «другой женщиной». Вот глупая, да она должна была порвать с ним первая. Ведь она уже думала об этом не одну неделю. Неожиданно раздался громкий звонок телефона, оторвавший ее от неприятных мыслей.

– Алло! – резко спросила она.

– Индия? С тобой все в порядке? Это был Фабрицио.

– Да, все нормально, просто немного нервничаю.

– Индия, – произнес несколько заискивающим голосом Фабрицио, – я не хочу, чтобы ты нервничала. Поэтому я звоню. Я все думал, как бы сделать так, чтобы эти ближайшие недели у нас не возникло проблем, и вспомнил о работе, которую предлагал Монтефьоре. Для тебя это прекрасная возможность на некоторое время уехать из города.

– Уехать из города? Я вовсе не собираюсь никуда бежать, Фабрицио, только из за того, что твоя Мариза…

– Нет, нет, не убегать. Ты не поняла, о чем я говорю, дорогая, послушай меня, пожалуйста. Монтефьоре собираются переоборудовать свой особняк в гостиницу для богатых американцев. А кто лучше тебя может знать, что нужно таким туристам? Они хотят оставить особняк, насколько это возможно, в первоначальном виде, соответствующим образом благоустроив его. К их прискорбию, для того, чтобы провести все необходимые работы, им придется продать часть картин и некоторые ценные вещи. А ты, с твоим знанием рынка предметов искусства, как нельзя лучше подходишь для роли эксперта. Ты сможешь дать им совет относительно того, что именно им следует продавать, и определишь примерную цену. Ты определишь, что конкретно им необходимо сделать в доме, все хорошенько осмотришь и сообщишь мне. Мне необходимо знать, что необходимо перестроить в доме, а также я хочу, чтобы ты составила чертежи по своим предложениям. Ну как, дорогая, что ты об этом думаешь? Ты справишься с этим?

– Справлюсь ли я?! – радостно воскликнула Индия. – Фабрицио, ты – просто золото! Конечно же, я справлюсь, могу приступить к работе прямо немедленно.

– Прекрасно, cara, прекрасно. Встретимся завтра утром на работе, и я дам тебе все инструкции. И ты сразу же туда отправишься. Будешь жить в самом особняке. Думаю, что семейство Монтефьоре тебе понравится. Где то она уже слышала это имя, вспоминала Индия.

– А это не семья Альдо Монтефьоре? – спросила она.

– Да, а почему ты спрашиваешь? Значит, ты с ними знакома?

Индия улыбнулась, вспомнив заурядную, хотя и красивую физиономию Альдо.

– Да нет, просто когда то давным давно я встречала одного из них.

– Вот и хорошо, – сказал Фабрицио, довольный тем, что его план начинает действовать. – Значит, увидимся завтра, cara. А теперь мне пора. Чао.

Он резко оборвал разговор, оставив Индию с трубкой, прижатой к уху. Она со вздохом положила ее на рычаг, догадываясь, что, очевидно, в комнату вошла Мариза. Это случалось и раньше, но, подумала она, чувствуя, как поднимается настроение, больше этого не будет – она так решила. Фабрицио только что освободил ее – теперь у нее есть самостоятельная работа, первая ее возможность самой сделать что то настоящее. Наконец она сможет испытать себя в интересном и непростом деле, говорила она себе, отплясывая джигу на роскошном ковре из демонстрационного зала Пароли. С сегодняшнего дня я буду заниматься только работой и своей карьерой. Я стану Индией Хавен, дизайнером по интерьеру, главным консультантом по перестройке особняка Монтефьоре в шикарную гостиницу.

Она бросилась в спальню и вытащила из внутреннего шкафа чемодан. Интересно, долго ей там придется пробыть – недели две? А может быть, месяц? Или даже два? У нее не было времени спросить об этом у Фабрицио, но она не сомневалась, что это займет не меньше месяца. Интересно, а там ли Альдо Монтефьоре, мельком подумала она. Подожди ка секунду, он ведь должен был жениться на больших деньгах, разве не так? Мариза предупредила ее об этом, она берегла его для своей двоюродной сестры Ренаты. Ну что ж, так – значит, так. Она вовсе не собиралась отказаться от роли любовницы в одном месте лишь затем, чтобы исполнить такую же роль в другом. Нет, теперь она станет деловой женщиной, больше никаких дразнящих черных ночнушек и торопливых свиданий. Она решительной рукой положила в чемодан практичную одежду для деревни – юбки, джемпера, джинсы, пару нарядных платьев на случай приемов, деловой костюм и несколько шелковых блузок. Чтобы не поддаваться соблазнам и полностью себя обезопасить, она запихнула туда же свое самое простое белье. В конце концов, подумала она весело, захлопывая крышку чемодана, как может позволить соблазнить себя девушка, если на ее трусах спереди изображен Микки Маус?

ГЛАВА 15

Нарядная вилла, построенная из кораллового камня, находилась на самом изгибе залива Св. Джеймса в лучшей части Барбадоса. Со своего места, где она обычно сидела по утрам – у овального бассейна – Олимпи слева видела пляж нарядной гостиницы, а справа – ряд расположенных неподалеку вилл. Лучшего места Бендор просто не мог выбрать. Не считая того, что это была самая дорогая вилла на острове, идеальное место для встреч и сплетен. Нужно только немного пройтись вдоль моря или просто немного поплавать у самого берега в ласковых голубых водах, и уж тут обязательно встретишь кого нибудь из знакомых или просто знакомых знакомых, или же кого нибудь необыкновенно приятного.

Шум разговора и доносившаяся из проигрывателя грегорианская музыка свидетельствовали о том, что все остальные уже тоже встали. Бендор обожал грегорианскую музыку, эти монотонные песнопения приводили их всех в экстаз, особенно по утрам. Лениво потянувшись, Олимпи накинула белую мужскую рубашку, которая всегда служила для нее чем то вроде пляжного халата, и направилась через сад к террасе. Там уже было двенадцать человек гостей, причем мужчин и женщин поровну. Девушки были молодые, лет двадцати с хвостиком и в диапазоне от симпатичных до красивых. Мужчины казались постарше, в хорошей форме, некоторые из них достаточно привлекательные – и все очень богатые. Бендор не имел бедных друзей, это был его принцип. Он сам никогда не был беден и считал, что бедные не столько несчастны, сколько ужасно скучны.

Торопливо поглощались чашки горячего крепкого кофе и кувшины с охлажденным апельсиновым соком, а также кусочки экзотических фруктов – папайи, манго, дыни – завтрак идеальный.

Олимпи нахмурилась, целуя Вендора. Перед ним стояла банка пива – первая за день; казалось, он поглощает его в неимоверных количествах. Она презрительно фыркнула. Если Бендор собирается превратиться в пьяницу, у них ничего не получится. Но, может быть, это просто немецкая традиция – пить столько пива? А, может быть, он просто расслабляется на отдыхе? Она не знала. Она вообще мало что знала о Вендоре.

Олимпи потягивала сок, не обращая внимания на журчащий вокруг нее разговор, смотрела на море, на огромную яхту, медленно плывущую в сторону Карлис Бей. Она уже несколько раз обращала на нее внимание. Великолепная яхта.

– Бени, чья это яхта?

– Похожа на «Фиесту» – таких больших здесь не так уж много. – Бендор взял бинокль и навел его на нос судна. – Да, это «Фиеста». Обычно Фитц МакБейн держит ее здесь в это время года.

Олимпи насторожилась.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17