Бертрис Смолл » Исторические любовные романы » «Рабыня страсти»
Зейнаб утешала ее как могла, но как мало можно было сказать Иниге, чтобы успокоить ее боль! Теперь она властна лишь оберегать Инигу от Али Хассана и его людей. Карим и Хасдай придут через день, самое большее через два…
— Ну-ну, пойдем, — нежно сказала она Иниге. — Нужно поспать…
Утром им принесли еды, а ванну вновь наполнили теплой водой. Али Хассан снова явился, чтобы пожирать Зейнаб похотливым взором во время омовения. Когда она грациозно выступила из воды, Инига уже держала наготове полотенце, но Али Хассан выступил вперед и взял полотенце у девушки, которая съежилась от ужаса.
— Разреши мне… — низким своим голосом вымолвил он.
— Ты можешь держать в узде свои желания, Али Хассан? — как и накануне, спросила Зейнаб. Взор ее был игрив, но тем не менее она заметила, что черная борода его аккуратно подстрижена и щедро умащена миндальным маслом. Черные глаза его мерцали под густыми бровями:
— Я не безголовый юнец. У тебя будет необходимое время, чтобы вполне подготовиться, кстати, мне даже нравится это томление ожидания, это предвкушение твоих сладостных объятий… — Он осторожно вытер ее спину и плечи. Затем принялся обтирать зад — каждую половинку по отдельности, одновременно лаская упругую плоть. Вдруг палец его скользнул вглубь. — Ты умеешь раскрывать мужчине эти воротца?
Она почувствовала, как кончик пальца уперся в самое отверстие…
— Конечно, — голос ее звучал бесстрастно. Палец, к ее глубочайшему облегчению, выскользнул наружу и Али Хассан занялся ее ногами. Затем, прислонив девушку к себе спиной, стал вытирать груди, одновременно страстно лаская их… Потом принялся за живот, но когда рука его скользнула ниже, Зейнаб вырвала у него полотенце и отступила.
— Я вся застыну в этом шатре, продуваемом насквозь, покуда ты натешишься, Али Хассан! — резко сказала она. — Инига, кафтан!
Он рассмеялся и заметил:
— Кожа твоя нежна, как ни у одной из женщин! Ты мне не солгала. Одни прикосновения к тебе заставляют меня воспламениться. Взгляни! — и он вновь извлек наружу свое мужское естество.
Инига поморщилась и со страхом отвернулась, но Зейнаб мило рассмеялась:
— О, этот бравый молодец и не подозревает о том, какое блаженство его ждет, Али Хассан! Ты должен обучить его терпению. Каждый раз, когда ты взглядываешь на меня, твой жеребец обрывает удила… — Протянув руку, она нежно ущипнула вздутый член.
Али Хассан разразился хохотом:
— Ты азартная женщина? Любишь пари? Так вот: ставлю сотню золотых динаров — ты, моя красавица, будешь визжать от наслаждения в первый же раз, как я возьму тебя!
— Правда? — насмешливо спросила она. — А я ставлю пятьсот золотых динаров против твоей жалкой сотни, что ты завоешь от страсти в первую же ночь, когда я буду заниматься с тобою любовью, Али Хассан.
— Принимаю ставку, моя красавица, — с ухмылкой сказал он и вышел.
Глаза Иниги от страха стали огромными:
— А что же будет, если брат не придет вовремя, Зейнаб? О, что будет?
— Не бойся за меня, Инига, дорогая моя! Если Карим и Хасдай не появятся к закату третьего дня, то будут здесь на следующее же утро — а к тому времени я стану на пятьсот золотых динаров богаче, — мрачно отвечала Зейнаб.
Али Хассан вошел в шатер Зейнаб утром третьего дня.
— Нынче вечером, — он широко ухмыльнулся, — ты, наконец, будешь моей!
— К величайшему сожалению, нет, — вежливо ответствовала Зейнаб. — Мой лунный календарь подвел нас обоих — я нечиста…
Лицо Али Хассана почернело от ярости.
— Ты лжешь! — рявкнул он.
— Инига, я лгу? — спросила Зейнаб подругу.
— Нет, мой господин, она не лжет, — пробормотала Инига. Невзирая на все уверения Зейнаб, она до дрожи боялась Али Хассана.
— Значит, ты тоже лжешь! — с угрозой в голосе рявкнул он, нависая над нею. Инига съежилась и побледнела.
— Н-н-нет, мой господин! О-о-о, нет! — зарыдала она, трясясь всем телом. — Это правда!
— Инига, принеси-ка мне чего-нибудь поесть, — попросила Зейнаб. Инига, благодарно взглянув на Зейнаб, выскользнула из шатра.
— Она слишком запугана, чтобы лгать, Али Хассан, — сказала ему Зейнаб. — Разве ты сам не видишь? Всякий раз, как ты взглядываешь на нее, она чуть ли не лишается чувств, маленькая трусиха. — Зейнаб рассмеялась. — Очень сожалею, что пришлось так тебя разочаровать, но женскую природу не переменишь: у нее свои законы… — Она стояла теперь прямо перед ним. Обвив руками его шею, она нежно прикусила ему нижнюю губу:
— Неужели ты думаешь, что одним только мужчинам приятно совокупление? Ах, Али Хассан, да я горю желанием вобрать в себя без остатка эту твою грандиозную корабельную мачту! — Она лениво улыбалась, глядя ему в глаза, а ее пышный бюст упирался прямо ему в грудь. — Ну еще недельку — не больше, — пообещала она, ослабила объятие и отступила. — Нам будет даже лучше после столь долгого и томительного ожидания…
Он застонал, словно ему причинили острую боль — да так оно на самом деле и было. Он снова привлек ее к себе:
— Я весь горю, Зейнаб… — и, завладев ее руками, властно прижал их к своему каменному члену.
— 0 — о-о-о-ох! — протянула она, зная, какой реакции он ожидает. — Он про-о-о-сто огромен! Ах, Али Хассан! Клянусь, теперь он даже больше, чем когда я впервые увидела его! — Пальчики Зейнаб обвили его мужское естество и нежно сжали.
— Семь дней?! — простонал он. — И не раньше? ..Он не мог поверить, что прикосновение женской ручки способно на такое. Да что там, одна мысль о ней заставляла его член окаменеть и воспламениться. А ручка Зейнаб… Он почувствовал, что вот-вот семя его изольется…
Она вздохнула — во вздохе этом слышалось уместное в данный момент искусно разыгранное разочарование — и разжала пальчики:
— Раньше, боюсь, не получится, Али Хассан… Я глубоко сожалею и сама, но что могу поделать?
Он выпустил ее из объятий.
— Я уезжаю… — заявил он. — Не хочу, да и не могу видеть тебя, покуда не наступит благоприятное время. Если я останусь, то просто сойду с ума от желания, прекрасная моя Зейнаб! — И, резко развернувшись, он вышел из шатра. А спустя несколько минут она услыхала цокот копыт — Али Хассан и его отряд уезжали из лагеря.
Зейнаб улыбнулась, весьма довольная собою. Ее женская природа и впрямь была к ней милостива… А уж через неделю-то Карим и Хасдай наверняка их отыщут! Она и теперь удивлялась, что их так долго нет. Что бы там ни возомнила Инига, но Зейнаб уверена была: эти двое не бросят в беде Рабыню Страсти.
Воротилась Инига, сгибаясь под тяжестью подноса с едой.
— Они ускакали. В лагере только старики, женщины и дети. А почему они так спешно уехали?
— Али Хассан сомневается, что сможет совладать с собою, оставаясь целую неделю вблизи от меня… — захохотала Зейнаб.
— Какая ты храбрая! — сказала с завистью Инига. — Жалею, что мне недостало смелости, когда меня похищали из Алькасабы Малики, но я и вправду оцепенела тогда…
— Ты сделала то.., то, что сделала, только потому, что думала, будто защищаешь маленького своего сына, — отвечала Зейнаб. — Ты во сто крат храбрее меня, Инига. Ты принесла себя в жертву ради ребенка. Я же просто играю с Али Хассаном, вожу его за нос, покуда не придут твой брат и Нази… — Сакалибы калифа — отменные воины. Не понимаю, правда, почему им пока не удается разыскать лагерь… Наверняка разведчики их рыщут повсюду в горах. Их внимание давным-давно должны были привлечь огни ночных костров.
— В лагере не жгут костров… — медленно вымолвила Инига, удивляясь, как это до сих пор не приходило ей в голову.
— Что?! — Зейнаб была потрясена. И тут до нее дошло, что она практически все время провела внутри шатра. Она успела лишь составить весьма смутное представление о местоположении лагеря…
— Али Хассан понимает, что ночные костры могут заметить лазутчики неприятеля. Внутри каждого шатра есть такая же жаровня, как у нас. А один из шатров оборудован под походную кухню — там готовят еду на всех, тоже на жаровнях. Есть, правда, один костер в глубокой яме, но его жгут редко и только по ночам: ведь струйка дыма днем была бы заметна издалека. Шатры все сплошь черного цвета — такие же, как и скалы в этом каньоне. Они теряются между валунами, сливаются с ними. Нас почти невозможно заметить, Зейнаб…
— Тогда мы должны устроить пожар, — резонно заметила практичная Зейнаб.
— Да они же убьют тебя! — воскликнула перепуганная Инига.
— Да эти недоумки и не поймут, что и как загорелось, если мы будем действовать умно! — у Зейнаб в голове уже строились планы. — Нечего и думать делать это до возвращения Али Хассана — это неразумно. Наша с тобою задача — помочь Нази схватить этого злодея, чтобы он понес суровое наказание за убийство твоих родных. Пожар случится именно той ночью, когда он впервые будет обладать Рабыней Страсти. Пока я буду развлекать и услаждать нашего приятеля, ты проберешься в лагерь с горшком пылающих угольев и втихомолку подожжешь несколько шатров — сколько успеешь. Ткань загорится за считанные минуты… Но ты за это время должна успеть вернуться в мой шатер. Кто станет тебя подозревать? Али Хассан, да и прочие уверены, что ты совершенно запугана и в полной их власти. Только действуй осторожно — ив темноте никто не увидит тебя, маленькая Инига! А когда поднимется тревога и Али Хассан выскочит наружу, то увидит, что в лагере царит полнейшее смятение. А я тем временем подожгу его шатер изнутри. Как? Да просто-напросто опрокину жаровню, что подле его постели. Потом сама выскочу с криком: «Горим!» Он подумает, что на лагерь совершено нападение. Пламя наверняка увидит Нази и его сакалибы, если Аллах нам поможет и пошлет ветер, который раздует огонь, то пожар невозможно будет быстро потушить, а за это время нас уж безусловно заметят.
— Не знаю, смогу ли я помочь тебе, Зейнаб… — честно сказала Инига.
— Ты должна помочь мне, — откликнулась Зейнаб. — Мне больше не на кого положиться. С заходом солнца все прячутся по своим шатрам. Здесь не дружат семьями, не ходят в гости — звуки ведь могут привлечь в ночи внимание вражеских лазутчиков. Ты будешь в полнейшей безопасности, обещаю тебе! А той ночью — в особенности. Ведь Али Хассан потребует от своих людей полнейшей тишины, чтобы страстные крики, которые, как он думает, будут рваться из моей груди, доносились бы в каждый шатер, возбуждая зависть. Наверняка и теперь он похваляется перед солдатами своей удалью и в красках описывает, как я стану выть и стонать от восторга…
— Но я так боюсь… — всхлипывала Инига, сжавшись в комочек, дабы усмирить дрожь.
— Пока Али Хассана нет, давай-ка ночью сходим на разведку в лагерь вместе, — предложила Зейнаб, не желая потворствовать страхам подруги. — Так ты пообвыкнешь — и потом тебе будет проще справиться со своей задачей. Вот увидишь, что тебе совершенно нечего страшиться, Инига. Моя миссия куда опаснее — и отвратительнее, поверь… Ведь я должна буду ублажать эту свинью, этого бандита, чтобы дать тебе необходимое время. А я ведь должна еще и убедить его в том, что страстно его желаю, что пылаю ответным огнем… Разве ты предпочла бы это, будь у тебя право выбирать?
— О нет! — призналась Инига. — Никогда!
О-о-о, Зейнаб, мне так страшно за тебя! Он — жестокое чудовище, а когда совокупляется с женщиной, то просто ужасен! К тому же его мужское естество.., оно невероятно огромно! У Ахмеда все было совсем не таким… О, как больно делал мне Али Хассан! Ахмед никогда не позволял себе со мною подобного. Этот выродок как-то чуть было не разорвал пополам мой зад, смеясь, когда я кричала от боли! Я недостаточно смела, но.., о, я убила бы его! Ненавижу! — Ее милое лицо залила краска гнева.
— Все будет хорошо, Инига. — Зейнаб нежно привлекла к себе охваченную страхом девушку и принялась утешать. — Я обучена ублажать мужчину столь причудливыми способами, которых ты и вообразить себе не можешь. Али Хассан не сможет причинить мне боль — ведь я знаю, как в нужный момент остановить его, чтобы он мне не повредил. Кстати, вряд ли он вообще успеет овладеть мною, если ты хорошо справишься со своим заданием.
— Я…я попробую, — честно пообещала Инига. — Всем сердцем желаю, чтобы брат нашел тебя. Хочу, чтобы Карим убил Али Хассана!
— У тебя все получится, — серьезно сказала Зейнаб. — Ведь от тебя будет зависеть не только твоя жизнь, но и моя…
В течение недели в лагере все было спокойно и тихо. И каждую ночь две юные женщины выскальзывали из шатра в сгущающейся темноте и втихомолку путешествовали по лагерю, покуда Инига не стала чувствовать себя там как у себя дома.
— А почему бы нам просто-напросто не убежать? — однажды вечером перед очередной вылазкой спросила Инига.
— А ты сможешь найти в горах дорогу? — спросила ее Зейнаб. — Я изо всех сил пыталась запомнить путь сюда, когда лежала поперек седла Али Хассана, но, лишь попав в горы, поняла, что все скалы на одно лицо… Проезжего пути здесь нет. Мы то и дело петляли. Даже если мы убежим, то имеем столько же шансов наткнуться на Али Хассана, сколько отыскать Нази и твоего брата. Но даже если нам повезет и мы покажем сакалибам сюда дорогу, то к тому времени Али Хассана и след простынет… Я хочу, чтобы он был наказан, Инига, за все, что сделал он с твоей семьей.
Калиф хочет, чтобы его покарали в назидание прочим, кто в дальнейшем вознамерится сеять в горах смуту и раздор. Гораздо лучше, если мы останемся здесь в качестве «наживки» — ведь до тех пор, покуда Али Хассан верит, что я буду ему принадлежать, можно не сомневаться, что он вернется в лагерь, — уверенно заключила Зейнаб.
Семь дней пролетели незаметно для Иниги. С пугающим самообладанием Зейнаб вовсю занималась приготовлениями к возвращению Али Хассана. Она властно собрала женщин и велела им сделать генеральную уборку в огромном шатре предводителя, который был грязен, словно свинарник. Она даже велела им перестирать всю его одежду в ближайшем ручье. Потом приказала соорудить новый матрац и набить его свежим сеном и ароматными травами.
— Не желаю, чтобы меня искусали блохи, — сообщила она Иниге.
Среди стариков отыскался бондарь. Отдав ему одно из золотых колечек, украшавших ее тонкие пальчики, она ласково уговорила его сделать большую деревянную ванну, которую торжественно установили в шатре Али Хассана. А потом, поддразнивая женщин другим колечком, усыпанным гранатами, пообещала отдать его той, которая подыщет для нее хорошее мыло и благовония. К изумлению Иниги, у Рабыни Страсти в итоге был весьма недурной и широкий выбор. Она остановилась на аромате розы — тяжелом и томном, который наверняка должен был понравиться ее похитителю. Али Хассан был не из тонких и романтических натур…
В лагере кроме стариков и женщин оставались еще несколько юнцов.
— Мне нужен самый большой котел — вы должны вскипятить в нем воду к возвращению вашего господина, — объявила она им. — Как только он въедет в лагерь, принимайтесь носить ведрами горячую воду в его шатер и наполнять ванну. Я прослежу, чтобы вас достойно вознаградили, — пообещала она.
— Али Хассан вообще-то не славится щедростью… — нехотя вымолвил один из мальчиков.
— Он переменится, как только проведет со мною ночь, — высокомерно сказала она. Мальчики расхохотались, толкая друг друга под ребра и обмениваясь многозначительными взглядами.
После она воротилась в свой шатер, где ждала ее Инига.
— А теперь соберись: это будет единственная возможность помочь Нази отыскать нас. Коробочка для углей при тебе? А щипцы?
Инига молча показала ей небольшую коробочку из листовой меди — в ней легко можно было нести горящие угли. Рукоятку для нее они сплели из сухой травы и прикрепили к коробке кусочками серебряной проволоки из серег Иниги. Пригодились и щипцы для жаровни — с их помощью она наполнит коробочку углями, а потом разбросает их в нужное время под шатрами.
— Запомни: начинать следует с дальнего конца лагеря, — наставляла подругу Зейнаб. — В этом случае, когда пламя начнет лизать шатры, ты, дорогая моя, будешь достаточно близко от нашего и успеешь тихонько прокрасться в него.
— Я так боюсь… — тихонько бормотала Инига. — Но молю Аллаха, чтобы он дал мне силы сделать это ради тебя. Как я хочу быть бесстрашной, как ты…
Зейнаб схватила Инигу за плечи и устремила на нее долгий взгляд:
— Если ты не поможешь мне, Инига, я должна буду принести себя в жертву Али Хассану. Я больше не могу придумывать отговорки… Помни, я не боюсь соития с этим чудовищем, но с превеликим удовольствием избежала бы этого, если бы представилась возможность. К тому же, если мы не подожжем лагеря, подумай, как твой брат и Нази смогут отомстить ему? Да и смогут ли вообще? Ну почему ты все еще боишься, Инига? Что тебе терять? Али Хассан и так отнял у тебя все, что ты имела. Все самое дорогое… Семью. Мужа. Маленького сына. Ты сказала, что тебе осталось лишь умереть легкой и быстрой смертью. Я не понимаю тебя, хотя и не стану с тобою спорить. Но, как бы то ни было, прежде чем ты простишься с жизнью, думаю, тебе приятно будет осознать, что ты отомстила человеку, который погубил тебя. Если бы я была на твоем месте, я чувствовала бы именно это!
Ласковые глаза Иниги наполнились слезами.
— Ты умеешь быть жестокой… — прошептала она и тихо заплакала.
Зейнаб покачала головой, выпустив Инигу:
— Я не жестока. Я сильна. Мне пришлось такою стать. Твоя мать тоже была сильной. Послушай меня внимательно, Инига: ты не менее тверда, чем была твоя мать, госпожа Алима. Пусть, скорее всего, она никогда тебе об этом не рассказывала, но я уверена, что викинги, взявшие в плен ее и сестер, хорошенько ими попользовались, прежде чем продали в рабство… Чтобы все это пережить, твоей матери пришлось стать сильной. И ты можешь быть такой, Инига. Ты должна! Должна — иначе мертвые останутся неотмщенными!
Инига содрогнулась. Она была все же скорее изнеженной арабской княжной, нежели дочерью смелой северянки… Когда кончится весь этот кошмар, она знала, что покончит счеты с жизнью. Она хотела умереть — ей просто не для чего больше было жить… И все же Зейнаб права. Она должна быть сильной — пусть даже на краткое время, пусть лишь для успешного осуществления их возмездия. Он не должен ускользнуть, не должен больше сеять семена раздора в землях, принадлежащих калифу!
— Я не подведу тебя, Зейнаб! Клянусь! Не успело умолкнуть эхо ее слов, как снаружи послышался цокот подкованных копыт — и с дикими криками в лагерь ворвались на конях Али Хассан и его головорезы.
— Солнце вот-вот зайдет, — шепнула Зейнаб Иниге. — Видишь, луна уже на небосклоне… Когда она скроется за горной грядой, иди и делай свое дело! А потом возвращайся и жди. Я присоединюсь к тебе, и мы обе укроемся где-нибудь и дождемся прихода Нази.
— А что же Али Хассан? — спросила Инига.
— То, что ты сделаешь, охладит пыл в его чреслах, — отвечала Зейнаб. — Он всецело поглощен будет тушением пожара и забудет о любовных утехах… — Она по-сестрински обняла Инигу и поспешила в шатер предводителя. Али Хассан все еще находился в компании своих воинов, отдавая необходимые распоряжения. А юнцы, с которыми Зейнаб заранее успела условиться, сновали туда-сюда с ведрами воды — ванна была уже почти наполненна.
— Ну, довольно, — Зейнаб жестом удалила мальчиков и принялась щедро лить в горячую воду розовое благовоние. Над ванной поднялся ароматный пар, заполнивший весь шатер. Снаружи уже слышалась тяжелая мужская поступь — и она встретила бандита лицом к лицу.
— Добро пожаловать домой, Али Хассан! — сказала Зейнаб с улыбкой. Она поспешно сняла с его широких плеч плащ.
— Пахнет здесь, как в розовом саду самого Аллаха! — сказал он, нюхая воздух, — он не вполне еще понял, нравится ли ему это.
— Я собираюсь омыть твое тело, — твердо сказала она. — Человек, который неделю не слезал с седла, неминуемо должен пропитаться насквозь запахом конского пота, да и своего собственного. Я не приближусь к тебе, Али Хассан, покуда ты не будешь пахнуть, как цветок розы.
Он разразился оглушительным хохотом. Вдруг на душе у него стало легко и приятно. А ведь целую неделю он пылал яростью, и от него порядком досталось всем поголовно его воинам. Он не мог выкинуть из головы Зейнаб, и даже то, что он изнасиловал поочередно троих женщин, не охладило его страсти… Ничего не помогало. Он не желал их. Он желал лишь свою Рабыню Страсти. И воротился он, полный решимости овладеть ею во что бы то ни стало — пусть даже силой. Он не мог выносить более отсрочек! И вот она уже поджидает его. Нет, положительно Али Хассан был в восторге.
— Так придется мне мыться, а? — он хмыкнул. — Не могу даже припомнить, когда в последний раз я принимал ванну… А, кстати, где ты ее откопала?
— Просто сунула кое-что в лапу одному из стариков — бондарю. Он все охотно исполнил. Потом еще кое-чем поманила женщин — и к моим услугам оказался довольно сносный выбор ароматных масел и душистого мыла, — с усмешкой отвечала ему Зейнаб. Она расстегнула его рубашку и стянула ее через голову. — Фу, какая ужасная вонь! — и рубашка упала на пол, а Зейнаб брезгливо отпихнула ее ногой.
— Ты находчивая женщина… — оскалился Али Хассан.
— Да, — покорно согласилась она и, взяв его за руку, подвела к стулу и усадила:
— Сиди, Али Хассан! Надобно снять с тебя сапоги. — Она взялась за одну его ногу, приподняла ее, оседлала, повернувшись к нему задом, и властно скомандовала:
— Толкай меня в зад другой ногой! С усмешкой он повиновался — и первый сапог с легкостью был снят. Затем вышеописанная процедура была повторена с другой ногой. Повернувшись, Зейнаб сказала:
— Теперь встань: снимем-ка с тебя штаны, Али Хассан. Они невероятно грязны. Всю эту одежду надобно спалить! — Ее пальчики тем временем расстегивали пряжку его ремня. Затем она быстрым движением стянула штаны. — А теперь в ванну, Али Хассан! — скомандовала она.
— Я в твоих руках, красавица! — он отшвырнул штаны и забрался в ванну, где уселся поудобнее на специальное сиденьице. Его черные глаза широко раскрылись, когда он увидел, что Зейнаб будничным движением освобождается от бледно-лилового кафтана — того самого, в котором он ее похитил.
— Ч-что это ты делаешь? — проговорил он сдавленным голосом.
— Ну не думаешь же ты, в самом деле, что я буду мыть тебя, стоя снаружи, Али Хассан? — бесстрастно сказала она. — Я составлю тебе компанию. К несчастью, другой одежды у меня тут нет… К тому же не в моих правилах мыться одетой. — И Зейнаб забралась в ванну.
— Но помни хорошенько, Али Хассан, — нынче ночью нашу страсть в должное русло направляю я! Позже, когда ты вполне поймешь, что значит обладать Рабыней Страсти, верховодить станешь ты. Ежели же ты поведешь себя словно лесной зверь, я не смогу подарить тебе воистину неземного блаженства… Ты понимаешь меня? Согласен мне подчиниться? Я горжусь своими талантами и желаю их проявить нынче же — и сполна!
В его черных глазах вспыхнуло пламя. Чтобы женщина верховодила им в любви? Такого он еще не испытывал… Али Хассан кивнул:
— Как ты пожелаешь, Зейнаб. Я — глина в твоих нежных пальчиках. Делай что пожелаешь — лишь дай мне вкусить тех легендарных восторгов, которыми может одарить мужчину лишь Рабыня Страсти! Как я тосковал по тебе эту долгую неделю, как ждал…
— Нынче ночью… — соблазнительно промурлыкала она. — И с нею не смогут сравниться все твои прежние ночи, вместе взятые…
Огонь в глазах Али Хассана разгорелся еще ярче.
— Открой рот, — велела она и, когда он подчинился, принялась тереть его зубы куском грубой ткани. Затем подала ему маленький серебряный бокал:
— Набери эту жидкость в рот, Али Хассан, но не глотай, а хорошенечко прополощи и выплюнь назад в бокал. Любовник не должен оскорблять возлюбленную нечистым дыханием. — Когда он, словно завороженный, проделал все, что она велела ему, Зейнаб объяснила:
— Я вычистила тебе зубы смесью измельченной пемзы и мяты. А полоскание приготовлено из смеси настоев мяты и гвоздики, перемешанных с вином.
Сердце Али Хассана бешено забилось, когда Зейнаб подарила ему нежный поцелуй.
— О-о-о, вот так гораздо лучше! — одобрительно произнесла она, причмокнув. — Любовник должен быть приятен во всех отношениях — в том числе и на вкус… А теперь, Али Хассан, займемся твоей головой. — Она быстро и умело вымыла короткие черные волосы Али Хассана. Они чуть вились, но были грубы на ощупь и совершенно не походили на волосы тех мужчин, что она знала прежде… Потом она досуха вытерла голову Али Хассана полотенцем. Затем, взяв чистую и свежую салфетку, она вымыла ему лицо, попутно изумившись, сколь сильно испачкалась белоснежная ткань… — Полно, да умывался ли ты хоть раз с тех пор, как уехал? — спросила она, оттирая его черную шею и уши.
Но разомлевший Али Хассан молчал. Теплая вода приятно расслабляла усталые мускулы. Как же приятно ему было! Наконец, он лениво промолвил:
— У нас не было времени поспать, не то что умыться… Скажи, Зейнаб, ты всякий раз так обихаживаешь любовника, когда он навещает тебя?
— Прежние мои мужчины были все сплошь высокородные и культурные, — откровенно отвечала она. — Ни один из них не лез ко мне в постель со вшивой бородой и грязным лицом…
— Отныне мы всегда будем купаться вместе! — пообещал Али Хассан. — А когда я завоюю Алькасабу Малику, ты будешь жить во дворце. Но это я уже тебе пообещал… Я наполню твою ванну не водой, а всеми мыслимыми благовониями, и мы будем наслаждаться вместе…
Зейнаб смолчала, но наградила его легкой улыбкой. Она всецело сосредоточилась на заботах об его теле. Ведь в ее задачу входило насколько возможно растянуть этот процесс…Наверняка луна уже скрылась за горами! Грациозным и неторопливым движением она взяла мочалку и щедро намылила ее, затем принялась тереть его широченную грудь, сплошь поросшую черными спутанными волосами. Вскоре на груди появилась обильная пена — и соски Али Хассана среди нежной белизны, нежно-розовые, выглядели странно беззащитными… Осторожно она сполоснула его. Потом вымыла одну руку, затем ладонь, вычистила ногти… Потом неторопливо занялась другой рукой. Повернув его, она стала тщательно тереть его волосатую спину, периодически смывая пену и щедро поливая его ароматной водой.
— А теперь придется тебе встать ногами на сиденье, Али Хассан: мне надо вымыть все то, что сейчас скрыто под водой.
С утробным смешком он подчинился. Теперь настала очередь Зейнаб удивляться — его мужское естество было уже в полной боеготовности и твердо, словно камень…
Зейнаб проигнорировала это впечатляющее зрелище — она аккуратно намылила одну ногу, потом стала тщательно ее тереть и незаметно нажала на тайную точку под коленкой. Со скрытым удовлетворением она увидела, как потрясающий член Али Хассана съежился. Этому фокусу когда-то очень давно научил ее Карим, правда, она искренне считала, что эта наука ей никогда не понадобится, а вот теперь пригодилась… Теперь она спокойно продолжала свое занятие — вымыла другую ногу, зад, живот и пах…
Смело она сжала в ладонях его яички:
— Что за славная парочка, Али Хассан! Вскоре им предстоит поработать…
Она уже заметила, что ему нравится ее смелость и прямота. Ее маленькая ручка нежно обмывала его драгоценности, скользя взад и вперед по потаенной тропинке. Она почувствовала, что жеребец снова просыпается… Тогда она быстро сполоснула его и вновь незаметно нажала на тайную точку, чтобы усмирить похоть.
— А теперь… — сказала она, — теперь ты чист — и должен вымыть меня, Али Хассан. Вот тебе чистая мочалка.
Он старательно трудился, подражая ее движениям, а она время от времени по-матерински наставляла его. Он глаз не мог оторвать от ее прелестной груди… Не сдержавшись, он куснул Зейнаб за шейку и за мочку уха. Рука его уже откровенно страстно проникла меж прелестных ее ягодиц, а палец словно сам собою скользнул в тугое отверстие…
Она тотчас же отчитала его:
— Ты что — маленький мальчик? Не можешь потерпеть?
Она за руку вывела его из ванны и вручила ему чистое полотенце.
— Вытри меня, и быстренько — а потом я вытру тебя.
И без глупостей, Али Хассан, — иначе я рассержусь на тебя! А если это случится, то я не смогу вполне сосредоточиться на всем том, что только Рабыня Страсти может дать мужчине!
Искренне напуганный, он вытер ее, не позволяя себе лишних вольностей.
…Куда же, во имя всех семи джиннов, запропастилась Инига, думала Зейнаб, беря чистое полотенце и неторопливо вытирая тело Али Хассана. Казалось, прошла вечность с тех пор, как она вошла в его шатер. Она намеренно растянула купание, но медлить более было нельзя — это могло возбудить подозрения. Если Инига к этому времени еще не подпалила шатры, то Зейнаб придется-таки совокупиться с этим человеком. Ну, по крайней мере, теперь он хотя бы чист…
— Пойдем, — взяв его за руку, она подвела Али Хассана к месту, где он обычно спал. — Видишь — женщины приготовили для тебя новый тюфяк. Он наполнен свежим сеном и ароматными травами. Укладывайся, Али Хассан, и предоставь мне полную свободу.
Он послушно лег на спину, и, к его крайнему изумлению, Зейнаб встала над ним во весь рост, осматривая все его большое тело. Подняв руки, она вынула шпильки из волос — и золотая волна окутала ее… С улыбкой она тряхнула головой, отчего легкие пряди заколыхались. Ленивым движением совратительницы она раздвинула свои потайные губки:
— Видишь мое тайное сокровище, Али Хассан? — а когда он кивнул, раскрыв от изумления рот и округлив глава, она продолжила:
— Нынче ночью я научу тебя всему, что нужно, чтобы оно засверкало и чтобы я была счастлива. И лишь после этого ты вкусишь блаженства!
Сердце его бешено забилось, когда он узрел влажную коралловую плоть, а ее слова пронзили его сладкой болью.
Теперь она уже склонялась над ним. Он едва дышал от волнения… Вот она, самая прекрасная женщина из всех, каких приходилось ему видеть, — и она принадлежит ему, только ему, без остатка! Спазм сдавил его пылающее горло, когда ее остренький язычок принялся порхать по его телу. Он лишь глазами следил за нею, а она ласкала его, начиная от самой шеи и кончая пятками. Затем она велела ему перевернуться на живот — он тотчас же покорился. О, как сладостны были касания этого теплого язычка!
Из груди его вырвался тихий стон, когда язык ее коснулся его зада. Нет, Хатиба не была столь восхитительной любовницей! Она, правда, послушно исполняла все, чего бы он ни пожелал, — но это… Теперь он даже не могу вспомнить ее лица. Хатиба сослужила ему службу — и лишь теперь понял он какую! Да не убей он тогда эту изменницу и всю ее новую родню, не послал бы тогда калиф этого беспомощного Хасдая-ибн-Шапрута на охоту за ним, и не заполучил бы он в конце концов Зейнаб…
…Теперь она сидела поверх его зада — он ощущал прикосновение ее дивных ягодиц, по форме схожих с юным персиком, и чувствовал ее сладкую тяжесть. Ноготки ее плавно проводили по его спине взад и вперед. Это и возбуждало, и раздражало одновременно… Затем она улеглась на него, прильнув к нему всем телом. Он ощущал нежность ее живота и упругость грудей. Одною ногой она раздвинула бедра Али Хассана.
— Знаешь, что я сейчас делаю? — прошептала она ему на ухо, касаясь язычком раковины и страстно покусывая мочку:
— Моя правая рука проникает меж потайных губок, Али Хассан. А-а-а-а-а-ах, вот она и нашла то, что искала! М-м-м-м-м… Пока я лежу вот так, я сама стану услаждать себя. Ты не увидишь, как я это делаю. Ты будешь лишь чувствовать мои движения — и воображать, как все это происходит. О-о-о, вот! О-о-о-ох! О-о-о-о-о-ох! — Она задвигалась быстрее, и вскоре громко простонала: А-а-а-а-ах!!!
— Сука! — рявкнул он. — Сейчас я с тобою разделаюсь по-свойски!
— Если только ты посмеешь, — резко прикрикнула она, — то ничего не изведаешь! Ты ведешь себя словно дитя, Али Хассан! Неужели не можешь ты хоть чуть-чуть потерпеть? В течение недели я старалась, разрабатывала подробный план, чем и как стану услаждать тебя. А ты хочешь все разрушить? Это же только начало… — Легкое тело ее соскользнуло с него:
— Перевернись-ка!
Когда он подчинился, она вновь оседлала его — но на этот раз он всласть мог любоваться ее дивным телом. Склонившись так, что ее роскошный бюст почти касался лица Али Хассана, заставляя его терять рассудок, она потянулась за чем-то. Али Хассан высунул язык и принялся страстно ласкать ее соски — она хихикнула.
— Ты непослушный мальчик! — сердито упрекнула она его. — А ну-ка, руки за голову, Али Хассан! Я свяжу тебя — не сильно, не бойся! Но ведь ты не боишься меня, правда? — промурлыкала она, заметив, что он слегка оторопел. Секунду поколебавшись, Али Хассан послушно заложил руки за голову. Вначале она связала ему запястья, в потом, повернувшись к нему дивным своим задом, проделала то же с его щиколотками:
— Как только почувствуешь что-то не то, Али Хассан, дай мне знать, и я тотчас же освобожу тебя, — сказала она, вновь поворачиваясь к нему лицом.
Слова ее больно задели его мужское самолюбие. Разумеется, ему не по нраву эта беспомощность, но он скорее умрет, нежели признается в этом кому-либо, а тем более женщине! Он ухмыльнулся.
— Что ж, я с нетерпением жду того, что ты можешь дать мне, Зейнаб! — сказал он, но вдруг почувствовал стеснение в груди — ему стало трудно дышать… Он попытался растянуть путы и успокоился, обнаружив, что пря желании в любой момент сможет освободиться сам.
…Аллах всемогущий, где же Инига? — думала Зейнаб, восседая на груди Али Хассана и прижимаясь пышной грудью к самому его лицу.
— Вдохни мой особый аромат — аромат женщины, — хрипло и страстно говорила она. Затем, скользнув выше, она прижала свою промежность к самому его рту, а рукой взялась за его член.
Али Хассан просто оцепенел. О, это ни с чем не сравнимое ощущение нежной плоти у самых губ — и одновременно прикосновение ее пальчиков к его мужскому естеству!.. А ведь она ничего такого не делает — просто держит его.., и все же кровь ударила ему в голову и мучительно застучала в висках… Когда же она прошептала: «Поцелуй же меня!» — он не мог более сдерживаться. Губы его страстно прильнули к влажной плоти, а наградой ему был прерывистый вздох, который он истолковал однозначно. Воодушевленный, он попытался заработать языком — в ответ она вся раскрылась перед ним, одновременно лаская его член.
…Да, она пробуждала в нем доселе неизведанные чувства! Всякий раз, когда ему казалось, что вот-вот сок любви вырвется наружу, она притормаживала, нежно сжимая головку. Язык его бешено работал — он всеми силами старался заставить ее потерять голову, но, невзирая на страстные ее вздохи, красноречиво свидетельствующие об испытываемом ею наслаждении, она ни на секунду не теряла ясности рассудка. Он преисполнен был восхищения перед этой женщиной — даже обуреваемый безумной страстью! Она довела его до исступления — и точно угадала момент: губки ее обхватили трепещущий член. Али Хассан застонал. Одновременно она накрыла его губы своей ладошкой. Он принялся бешено лизать ее, страстно желая вновь ощутить ее вкус…
Теперь она нашла нужный ритм и заработала всерьез. Несколько раз она успешно сдерживала его жеребца, искусно сжимая головку губами и языком, не давая ему разрядиться. Потом она вновь сжала член рукой — и стала ласкать его поочередно то быстрыми, то томными и медленными движениями. Она чувствовала, что мужское тело под нею все выгибается в судорогах страсти. Зейнаб знала, что должна позволить ему разрядиться, покуда он не истомился и не утратил желания. Если бы это случилось, он был бы в ярости, а ведь гордость Али Хассана нельзя попирать до бесконечности. Убрав ладошку с его губ, она повернулась к нему лицом и увидела, что лицо его бледно и покрыто бисеринками пота.
Сладко улыбаясь, Зейнаб стала грациозно и медленно опускаться на его каменный член — он оказался поистине огромен и заполнил ее всю… Она тут же сжала внутренние мышцы и стиснула член нежно и страстно… Черные глаза Али Хассана просто-напросто вылезли из орбит. Рот его раскрылся, и из него вырвался стон страсти… Наверняка его слышал весь лагерь!
И тут вдруг глаза его закатились, в груди захрипело и забулькало — Али Хассан безжизненно распростерся на ложе. Зейнаб не вполне еще поняла, что происходит, но в это самое мгновение раздались крики: «Пожар! Пожар!» Снаружи раздался гул голосов. Зейнаб спрыгнула со своей жертвы, сорвала путы с его запястий и щиколоток, но тотчас же оседлала его вновь.
В шатер ворвался один из воинов Али Хассана — и, увидев господина в предельно откровенной позе, залился краской.
— Убирайся! — прикрикнула на него Зейнаб. — Мой господин Али Хассан велит тебе быть за старшего — сам он слишком занят! — И она прильнула к губам Али Хассана страстным поцелуем, содрогаясь и постанывая, а тем временем прислушиваясь, не убрался ли солдат восвояси? Когда она убедилась, что шатер опустел, она вновь приподнялась, всматриваясь в Али Хассана. Он не дышал. Тогда она приложила ухо к его сердцу, но ничего не услышала. Он был мертв… Осторожно она уложила руки трупа так, чтобы он выглядел как можно естественнее, затем накрыла тело покрывалом. Вероятнее всего, вся эта суматоха не позволит сообщникам до утра обнаружить, что господин их почил… А уж к этому-то времени Нази и Карим наверняка будут уже здесь! Теперь она уже не могла осмелиться поджечь шатер — иначе бандиты прибежали бы спасать господина.
Зейнаб торопливо натянула кафтан, задула лампы и выскользнула из шатра.
Она увидела то, что и предполагала, — половина лагеря была охвачена пламенем. Люди Али Хассана метались от лагеря к ручью с ведрами, всеми силами пытаясь затушить огонь. Никто не обратил на нее ни малейшего внимания — и она беспрепятственно, не замеченная никем, проскользнула в свой шатер.
— У меня получилось! — глаза Иниги сияли торжеством.
— Ты справилась прекрасно! — Зейнаб крепко обняла подругу. — Али Хассан мертв, Инига. Думаю, лучше нам накинуть плащи и скрыться в темноту, пока это еще возможно. Воины калифа скоро будут здесь, но если придется прождать их до рассвета, то лучше скрыться где-нибудь неподалеку в горах. Труп Дли Хассана могут вскоре обнаружить — и тогда меня призовут к ответу…
— Ты убила его?!! Но как? — глаза Иниги расширились от изумления.
— Не я его убила, а его безумная похоть. Я сыграла с ним в невиннейшую любовную игру, всеми силами отвлекая его и давая тебе возможность исполнить твою миссию, но ты долго медлила, Инига… И в конце концов у меня не оставалось выбора — я позволила ему войти в меня. Возбуждение его к тому моменту было столь велико, что черное сердце негодяя остановилось… О, это слишком легкая кончина для такого злодея! — Зейнаб схватила свой плащ:
— Пошли, Инига! Нам надо бежать!
Инига потянулась было к своему плащу — но тут снаружи послышались звуки совсем иного рода, нежели прежде.
Зацокали конские подковы, раздались воинственные кличи солдат, вопли женщин, топот бегущих ног, бряцанье оружия… Две молодые женщины переглянулись, и Инига боязливо шепнула:
— А что, если огни привлекли других разбойников, а вовсе не брата с отрядом?
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
| 
