Элизабет Адлер » Современные любовные романы » «Наследницы»

булыжником улочкам. Устав от прогулки, посидели в маленьком кафе, потягивая граппу и наблюдая за группой пожилых мужчин, шумно игравших в домино.

Стало смеркаться.

– Завтра наступит новый день, – сказал хозяин кафе. – А сейчас пора спать.

Что то напевая себе под нос, он стал убирать приборы со столов.

– Buona sera, Capitano. Buona sera, Signora , – весело сказал он, глядя на щедрые чаевые, которые оставил Алекс. – Molte grazie. A piu tarde.

Вернувшись на яхту, Алекс и Ханичайл сели на палубе.

– Я помню, когда увидел тебя на борту «Королевы Мэри», в твоих глазах были звезды такие же яркие, как эти, – сказал Алекс, глядя на звездное небо.

– Мне кажется, что с тех пор я сильно повзрослела, – ответила Ханичайл, вздохнув.

Яхта слегка вздрогнула, когда подняли якорь и запустили моторы. Алекс посмотрел на часы. Была полночь.

– Куда мы поплывем? – снова спросила Ханичайл.

– Я же сказал тебе, что мы будем плыть по лунной дорожке. Когда мы выйдем из залива, ветер наполнит паруса. Тогда ты увидишь, на что способна «Аталанта».

– Ты так любишь эту яхту! – сказала Ханичайл.

– Я нашел ее полуразрушенной в одном из яхт клубов близ Марселя и купил за бесценок. Месяцы ушли на ее реконструкцию; я сам подобрал палубные материалы, сделал новую облицовку корпуса и установил новые мачты. Она – мое творение, частица меня.

Алекс взял Ханичайл за руку и подвел к поручням.

– Смотри, – указал он на матросов, карабкающихся наверх и разворачивающих один за другим паруса. Ветер надул их, и «Аталанта» понеслась по лунной дорожке сквозь звездную ночь.

Глаза Алекса светились счастьем.

– Почему ты все не бросишь, Алекс? – спросила Ханичайл. – Ты богатый человек и можешь проводить все время здесь, на борту, и быть счастливым.

– Если бы это было так легко! «Аталанта» делает меня счастливым, потому что она одна из тех немногих вещей, которые я купил для любви, а не как средство для моей личной вендетты. В войне против человека, который был моим отцом.

Алекс прижал Ханичайл к себе. Он никогда не рассказывал о своем прошлом, даже о матери. Он жил каждым новым днем, весь в заботах, стараясь ни о чем не думать, потому что воспоминания были слишком болезненными для него и потому что это заставляло его ненавидеть себя даже сильнее, чем тогда, когда он это сделал. Ему было нелегко сказать женщине, которую любил, что он был жестоким и мстительным человеком, но, если между ними что нибудь и произойдет, она должна знать правду, знать историю его мести, которая преследует его всю жизнь.

– Мне было одиннадцать лет, – продолжал Алекс, – когда я впервые увидел своего отца. Было поздно, когда он пришел в «Иль Сорентино», но по реакции моей матери я понял, что это, должно быть, он. Ее лицо побледнело, а глаза потемнели. Он даже не вспомнил ее, а смотрел сквозь нее. Для него она была просто прислугой. Мать повернулась и убежала на кухню, а я остался наблюдать.

Он был высокий, красивый и надменный. Аристократ и владелец пароходных линий. Все знали его корабли, грузовые суда и особенно лайнер «Эксельсиор», который сделал его богатым. Владелец кафе, все официанты заискивали перед ним.

С ним был мальчик, его сын. Он был моложе меня, но такой самонадеянный, такой уверенный в своем законном месте в этом мире, как сын богатого аристократа. А я был просто бедным мальчишкой, наполнявшим их стаканы водой. А моя мать, молчаливая и дрожавшая на кухне, была давно забытой любовницей, просто женщиной, накладывающей еду на их тарелки. Для них мы были меньше чем никто, ничтожества, недостойные их внимания.

Я помню, как я смотрел на мальчика. Он был похож на принца. И в этот момент я поклялся, что отомщу им. «Однажды, – сказал я своей плачущей матери, – однажды я разделаюсь с ним за то, что он с тобой сделал. С нами. Обещаю».

Алекс замолчал. Прислонившись к поручням и стиснув кулаки, он смотрел на лунную дорожку, пересекавшую океан. Но Ханичайл понимала, что мыслями он далеко от нее. Мыслями он в том своем далеком детстве и видит сейчас себя, тогдашнего, своего отца и его сына, на месте которого мог быть он.

– Спустя годы, – наконец продолжил Алекс, – когда я стал преуспевающим, богатым и у меня появилась власть, я отправился на их поиски, чтобы отомстить. Я нашел своего врага слабым. Они потеряли деньги, опрометчиво вложив их в рискованное деловое предприятие. Вся их собственность была под обременительной закладной: палаццо в Риме, загородная вилла, дом в Париже. Их лайнер был продан, а деньги потрачены на то, чтобы оплатить долги.

Действуя тайно, я купил их суда. А потом пошел в банк и купил закладные на всю их собственность. Я стал ее владельцем и послал представителя с требованием немедленно заплатить по закладным.

Конечно, денег у них не было. Я лишил их права выкупа заложенного имущества и прогнал. Я владел их судами, землями, домами. Я одержал победу.

Я не рассказал матери о том, что сделал: она была доброй женщиной и была бы шокирована моей бессердечностью.

Я думал, что наконец буду счастлив. Сейчас я был принцем, а второй, законный, сын был доведен до нищеты. Конечно, они не знали, кто погубил их.

Через какое то время по иронии судьбы его сын пришел ко мне в офис просить работу. Я сидел за столом, смотрел на своего соперника и знал, что он в моей власти. Он был высоким блондином, красивым, молодым и, как прежде, уверенным в себе благодаря хорошему воспитанию, образованию, привилегированному рождению, благодаря своему имени. Он уверенно улыбался мне: как ему с его положением могут отказать. У него был опыт в судоходном деле, и он был тем, кем был. Он многое мог предложить. Но я отказал ему в работе. От его уверенности не осталось и следа; он был в отчаянии. «Как вы не понимаете, сэр, – сказал он умоляющим голосом. – Мне нужна эта работа. Моя семья испытывает тяжелые времена. Мой отец болен. Пожалуйста, сэр. Я прошу вас».

Алекс до сих пор видел себя, безжалостно пожимающего плечами и небрежно бросающего ему в лицо: «Кто думает о родных, не забудет чужих. У вас есть титул, семья. Посмотрим, даст ли вам это работу».

Алекс мрачно посмотрел на Ханичайл.

– Я отомстил сполна и думал, что буду счастлив. Разве я не получил все, что хотел? Я стал преуспевающим, богатым. Я купил матери роскошные апартаменты в Риме и дом за городом. Но случилось так, что умоляющие глаза моего брата по отцу преследовали меня во сне.

Со временем я снова обрел счастье. Я выкинул свое прошлое из головы. Но однажды я узнал из газеты, что человек, который был моим отцом, покончил с собой. Я был потрясен. Я не мог вынести мысли о том, что погубил его.

Сунув руки в карманы, Алекс стал ходить по палубе. Он выглядел таким одиноким, что Ханичайл захотелось подбежать к нему, обнять и сказать, что все осталось в прошлом и он должен забыть об этом навсегда. Алекс вдруг остановился и повернулся к Ханичайл:

– Теперь я стал слабым. Я пошел к его сыну и рассказал, кто я и что сделал. Я признался, что разорил их. Затем я вернул им их собственность, их корабли и выплатил большую сумму компенсации за то, что сделал. Теперь я признаю свою ошибку, – продолжал Алекс упавшим, бесцветным голосом. – Я дал его сыну власть. И его месть была гораздо изощреннее моей. Я был наказан и продолжаю расплачиваться за свою слабость.

Алекс увидел слезы в глазах Ханичайл.

– Не жалей меня, – сказал он слегка охрипшим голосом. – Я не достоин сожаления. Вот почему мы отправились в это маленькое путешествие: ты должна знать всю правду обо мне, увидеть все собственными глазами. Завтра ты все поймешь.

Алекс посмотрел на часы. Он снова стал чужим, словно и не было этого чудесного вечера, проведенного вдвоем.

– Уже поздно, – резко произнес Алекс. – Ты должна выспаться.

– Но, Алекс... – попробовала возразить Ханичайл, но он жестом остановил ее.

– Спокойной ночи, милая Ханичайл, – чуть смягчившись, произнес он. – Как правильно заметил хозяин кафе, «завтра наступит новый день». Нам обоим надо выспаться.

Алекс взял Ханичайл за руку и проводил до каюты.

– Спи спокойно, моя дорогая, – с нежностью в голосе произнес он и, быстро поцеловав ее в губы, ушел. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями.

Глава 38

В эту ночь Алекс не спал. Он привык к этому; за эти годы в его жизни было много ночей, когда он не спал и все бродил по своим шикарным апартаментам в Риме, по своему великолепному дому в Лондоне и пентхаусу на Манхэттене, спрашивая себя, стоило ли ему это делать. Поступил бы он так, зная, какую высокую цену придется заплатить? Ответ всегда был одним и тем же.

Он бы отдал все, что имел, чтобы повернуть часы обратно и начать все сначала. Но жизнь не предоставляет таких возможностей. В какой то момент человеку дается право сделать свой выбор: он его делает и живет дальше, имея его результаты. Или по крайней мере делает вид, что живет.

Паруса яхты были наполнены ветром, мощные моторы тихо урчали, и «Аталанта» неслась сквозь ночь. Перегнувшись через поручни, Алекс смотрел в глубины моря цвета индиго и в глубины своей собственной души.

Он не собирался влюбляться в Ханичайл. Видит Бог, он боролся с этим чувством в себе. Но часы назад не повернуть, ему был предложен выбор в самый первый вечер на лайнере, когда он увидел ее, стоявшую на верхней ступеньке лестницы, ведущей в обеденный салон. Она выглядела такой испуганной и беззащитной. И такой невинной.

Беда в том, что теперь в Нью Йорке все считали их любовниками. Он скомпрометировал Ханичайл, чтобы спасти ее, но он не может жениться на ней. Сейчас он намеревался показать ей правду, а затем ей самой предстоит сделать выбор. Алекс чувствовал в глубине души, что потеряет Ханичайл. Между ними все будет кончено.

Склянки пробили четыре раза: сменялась вахта. Он потер затекшую шею и пошел вдоль палубы к капитанскому мостику.

На вахте стоял первый помощник. Он козырнул и сказал:

– Buona notte, Capitano.

Алекс сказал ему, что примет вахту, а он может идти спать. Взглянув на морскую карту, он взялся за штурвал. Алекс всегда любил ночные вахты. Ему нравилось быть одному в темноте, чувствовать внизу биение мотора, плавно несущего корабль по глади волн. Он знал, что смерть может быть одним из решений, но это не для него. Он никогда не сдавался без борьбы, он боролся и побеждал. Он был человеком, который, казалось, никогда не проигрывает. Только в случаях, когда дело касалось сердца.

Когда наступил холодный туманный рассвет, «Аталанта» двигалась на север вдоль береговой линии, приближаясь к цели. Алекс передал вахту дежурному офицеру и спустился вниз выпить кофе.

Ханичайл опередила его. На ней была белая блузка с юбкой, волосы зачесаны назад и завязаны голубой ленточкой под цвет ее глаз. Она пила кофе, глядя на стелющийся над морем туман. Увидев Алекса, она улыбнулась.

– Ты выглядишь на четырнадцать лет, – весело заметил он. – Как кофе?

– Крепкий, но вкусный.

Алекс подошел к буфету и налил себе чашку кофе.

– Хорошо спала? – спросил он.

– А ты думал, что я не засну?

– Хорошо встретить рассвет на море, – сказал Алекс. – Бери кофе, и идем на палубу.

Они стояли на палубе, наблюдая, как над миром встает новый день. Небо внезапно порозовело, затем окрасилось в золотые тона, когда лучи солнца прорвались сквозь туман и упали на поверхность воды. Стояла полная тишина: ни голоса, ни крика птицы, даже плеска волн не было слышно.

– Каждый раз, когда я это вижу, я думаю, что таким, вероятно, был рассвет в день сотворения мира, – сказал с восхищением Алекс.

Ханичайл вспомнила все свои одинокие рассветы на ранчо, когда солнце обжигало, едва появившись из за горизонта, а ветер шелестел в пожухлой траве словно хищник. Рассвет там кончался в считанные минуты, и все живое вело ежедневную борьбу с никогда не кончавшейся засухой.

– Должно быть, именно так выглядит рай, – сказала Ханичайл удивленно, когда туман растаял и спокойное море засияло голубыми красками под лучами солнца. Воздух был таким свежим и чистым, что она почувствовала, будто пьет его вместе с кофе.

– Куда мы мчимся так быстро? – спросила Ханичайл.

– К месту, которое я знаю. – Алекс посмотрел на часы. – Мы должны быть там к полудню. А пока как насчет завтрака? Марио уже накрывает его на палубе. Ты можешь угоститься свежими фруктами из Позитано, кофе из Рима, свежим хлебом нашей собственной выпечки и вареньем из Парижа. Или, если пожелаешь, американскими горячими булочками и яйцами с беконом, хотя я не знаю, откуда последние доставлены.

Ханичайл засмеялась, и у Алекса защемило сердце. Впереди ее ожидает сильный удар, а там видно будет, что с ним случится.

Он ушел принять душ, и Ханичайл с облегчением подумала, что он снова стал прежним. Она никогда не считала Алекса бессердечным; просто он открывал миру свою одну, непобедимую, сторону. Сейчас она узнала другую.

Когда он вернулся, они сели завтракать и ели свежий хлеб с вареньем и фрукты, говоря о красоте моря, о свежести утра, обо всем и ни о чем.

После завтрака Алекс сказал, что ему надо немного поработать, и ушел, а Ханичайл, переодевшись в купальник, легла на палубе с книгой. Алекс не появился на ленч, и она одна уныло ковыряла салат.

В половине третьего он прислал стюарда сказать ей, что они причалят минут через двадцать пять, а дальше поедут машиной. Ханичайл бросилась собирать вещи, не переставая удивляться, что означает вся эта секретность.

Она быстро надела простое голубое хлопчатобумажное платье и сандалии, провела расческой по влажным волосам, чуть подкрасила губы и выскочила на палубу.

Алекс уже ждал ее. Он выглядел уставшим, как человек, не спавший всю ночь.

– А вот и ты, – сказал он. – Как раз вовремя. «Аталанта» уже встала на якорь, и их ждала лодка. Алекс помог Ханичайл спуститься и все время, пока они плыли через залив к маленькому красивому порту, дремавшему под послеполуденным солнцем, держал ее за руку.

Машина уже ждала их – быстрый дорогой «мерседес». Алекс сел за руль.

– Куда мы едем? – спросила Ханичайл.

– В самый красивый дом, – тихо ответил он. – Чтобы показать тебе причину, по которой я никогда не смогу попросить тебя разделить мою жизнь.

– Алекс, не надо, – попросила Ханичайл, внезапно испугавшись. – В этом нет нужды. Ты знаешь, что я люблю тебя. Меня не беспокоят твои секреты. Пожалуйста, не поедем туда.

– Мы должны, – ответил он. – Ты должна увидеть собственными глазами результат моей победы.

Они ехали в тишине по извилистой дороге, через холмы, покрытые виноградниками, через маленькие деревушки, пока наконец Алекс не сбросил скорость и не свернул на песчаную дорогу, ведущую вверх и окруженную с двух сторон тополями. Виноградники застилали холмы, то там, то сям попадались оливковые и апельсиновые рощицы, и среди них, наверху, стоял чудесный дом.

– Это вилла д'Омбруско, – сказал Алекс. – Дом теней. Он когда то был моим домом, и это место я любил больше всего на свете. Я думал, когда покупал его, что Господь подарил мне самое красивое место, чтобы я там провел жизнь до конца своих дней.

Домоправительница, пожилая улыбчивая женщина, одетая в черное, распахнула дверь.

– Ах, синьор, – сказала она, – как я рада снова видеть вас.

– Как дела, Ассунта? – спросил Алекс, входя в прохладный, мощенный плитами холл.

– Как всегда, синьор, – ответила домоправительница. – Грех жаловаться. Возможно, синьорина хочет что нибудь выпить? – Она улыбнулась Ханичайл. – Дорога была долгой, а сегодня очень жарко. Я только что приготовила свежий лимонад.

Она провела их в красивый салон с антикварной мебелью и уютными софами. Французские окна открывались на устланную плитами террасу, увитую виноградной лозой и заставленную столиками и металлическими стульями с разноцветными подушками. Внизу под тенью старого оливкового дерева был внутренний дворик; из головы каменного Бахуса с приятным журчанием в чашу текла вода.

– Теперь я понимаю, почему ты так его любишь, – сказала Ханичайл.

– Любил, – поправил ее Алекс. – Сейчас это монумент моей пагубной власти.

– Я сказала синьоре, что вы здесь, – сообщила Ассунта, входя с подносом, на котором стояли кувшины с лимонадом и два высоких стакана с звеневшим в них льдом. Бросив взгляд на Ханичайл, она поставила поднос на стол. – У нас редко бывают гости, – сказала она с сожалением. – Только иногда синьор.

Раздался звук шагов, и Алекс быстро поднялся, бросился к двери, чтобы встретить женщину, прижал ее к себе, поцеловал в обе щеки и, взяв за руку, подвел к столу.

Она была болезненно худой: красивая женщина с распущенными черными волосами и бледным лицом. Она с трудом шла, опираясь на руку Алекса и тросточку. Ханичайл заметила, что она прекрасно одета и на ее пальцах сверкают бриллианты, а на шее нитка жемчуга. Когда они подошли ближе, женщина не поздоровалась с ней и даже не заметила. Ханичайл обратила внимание, что взгляд больших черных глаз женщины ничего не выражал.

– Позволь представить тебе мою жену, – сказал Алекс. – Синьора Оттавия Скотт.

Ханичайл посмотрела на прекрасную безумную женщину, затем перевела взгляд на Алекса. Ее сердце наполнилось печалью за них обоих. Только сейчас она поняла, почему Алекс держал ее на расстоянии. Она поняла, что он никогда не оставит Оттавию, что его любовь и его жалость связали его с ней навеки.

– Оттавия не может говорить, – сказал Алекс. – Мы даже не уверены, что она понимает, что происходит вокруг. Но я по крайней мере знаю, что она хочет жить здесь, в этом доме. Возможно, она живет воспоминаниями о прошлом, когда мы были счастливы. Я только надеюсь на это. Я навещаю ее так часто, как могу. И всегда надеюсь, что ей доставляет удовольствие видеть меня, но она лишь тихо сидит на этой террасе, слушает журчание воды и щебет птиц.

Алекс усадил жену в кресло. Ее ничего не выражающий взгляд вдруг задержался на Ханичайл, затем она посмотрела на Алекса.

– Оттавия, это друг, – ответил он на ее немой вопрос.

Его жена ничего не слышала. Она стала с тревогой озираться, затем из сада прибежал маленький черный котенок. Он прыгнул ей на колени, и она крепко прижала его к себе.

– Видишь, у Оттавии для компании есть маленький дружок, – с нежностью в голосе сказал Алекс. Он налил в стакан лимонада и поднес к губам жены. Она отпила немного. Алекс вытер ей рот салфеткой и сел рядом.

– Оттавия не может говорить вот уже пятнадцать лет, – сказал он Ханичайл. – Теперь ты сама видишь, почему я не могу оставить ее.

– Я понимаю, – ответила Ханичайл.

– Нет, ты не понимаешь, но скоро поймешь.

И, глядя на Оттавию, он рассказал Ханичайл, что случилось много лет назад.

– Это случилось год спустя после того, как я встретился с другим сыном моего отца, – начал он. – Я вернул ему его корабли, его владения, все, что отобрал у него. Я выплатил ему мой долг и успокоил свою совесть. Я думал, что искупил свои грехи.

Я встретил Оттавию на Капри. Она проводила там каникулы вместе со своей матерью. Она была юной и фантастически красивой – очаровательной девушкой с гладкими черными волосами и живыми блестящими карими глазами. Ее мать была болезненной, скрученной артритом, и Оттавия целыми днями возила ее в инвалидной коляске по зеленым холмам Капри. Наблюдая за ней, я решил, что она человек упорный.

Они остановились в том же самом маленьком отеле на базарной площади, что и я. Я обратил внимание, что она каждый вечер обедает одна, и, наведя справки у официантки, узнал, что ее мать предпочитает обедать раньше, после чего отдыхает. Оттавия заметила, что я поглядываю на нее, и послала мне ободряющую улыбку, поэтому я осмелился пригласить ее погулять по площади и посидеть в одном из маленьких кафе.

Она согласилась, и мы гуляли вдоль берега. Она рассказывала мне о болезни матери и о том, какой сильной привыкла быть, хотя все это очень печально.

Она была дочерью доктора из Милана, который умер годом раньше. Ей было девятнадцать лет, и она мечтала изучать медицину, а пока была просто сиделкой для своей матери. Она не жаловалась, так как очень любила свою мать. Но в ней чувствовалась какая то тоска.

Я не мог оторвать от нее взгляда: она была такой легкой и грациозной, такой красивой, и я влюбился в нее с первого взгляда. Я должен был вернуться в Рим и приступить к работе, но предпочел остаться с Оттавией на Капри. Спустя две недели, когда каникулы подходили к концу, я попросил ее выйти за меня замуж.

Алекс закрыл глаза.

– Я посмотрел на нее и увидел в ее блестящих глазах любовь. Она доверчиво положила свою руку на мою, хотя едва меня знала, и сказала «да».

На следующей неделе мы обвенчались в маленькой церквушке на Капри. Церемония была скромной: ее мать и моя были единственными гостями. На Оттавии было очаровательное хлопчатобумажное белое платье, расшитое цветами, которое сшила местная женщина, в руках букетик лилий, купленных на рынке. У меня даже не было времени купить ей кольцо, поэтому я пообещал, что, когда мы вернемся в Рим, я куплю ей самое красивое кольцо по ее выбору. А пока мы купили маленькое серебряное колечко в одном из местных магазинов, и именно его я надел ей в тот день на палец.

Взгляд Ханичайл устремился на Оттавию, все еще продолжавшую гладить котенка.

– Она носит это кольцо и сегодня, – сказал Алекс. – Она слишком сентиментальна, чтобы заменить его. Она говорила, что это может навлечь беду.

Я помню, как мы смеялись. Какая беда может найти нас? Мы были молоды, любили друг друга, и у нас было все, что душа пожелает. Так по крайней мере мы думали, когда спустя год Оттавия сказала мне, что беременна, и я понял, что мы не имели это «все». Только ребенок мог сделать наш мир полным.

Мы жили в апартаментах в Риме, но Оттавия решила, что сейчас, когда у нас будет ребенок, мы должны иметь загородный дом. Поэтому мы начали подыскивать его и через несколько недель нашли виллу д'Омбруско. Мы полюбили ее с первого взгляда и незамедлительно купили. Оттавия провела здесь последние недели беременности, наблюдая за реконструкцией. К тому времени, когда родился наш сын, все было готово.

Алекс замолчал. Откинувшись в кресле, он собирался с силами, чтобы продолжить.

Ханичайл посмотрела на Оттавию, продолжавшую гладить котенка. Ее лицо было лишено выражения. Ханичайл охватила дрожь; ей не хотелось, чтобы Алекс продолжал, так как она чувствовала, что это будет нечто ужасное.

– Я совершенно забыл о моем отце и его сыне, – сказал Алекс. – Я окончательно выбросил их из головы. Поэтому для меня было полной неожиданностью, когда он вернулся, чтобы отомстить.

Позже я выяснил, что он ездил к бандитам, жившим в отдаленной горной деревушке. Он пригласил их на кофе, напоил и сказал, что оказывает им любезность; он знает богатого судовладельца, у которого есть жена и маленький сын, и что если они похитят жену и сына, судовладелец заплатит за них огромный выкуп. Затем он дал им деньги и вернулся в Рим. Он знал, что ему лишь оставалось ждать.

Моему сыну было только четыре месяца, когда они пришли за ними. Оттавии был двадцать один год. Две недели я ничего о них не слышал. Полиция не могла напасть на их след. Я обезумел от горя, я рвал и метал и поклялся убить любого, кто допустит, чтобы с их голов упал хоть один волосок. Затем бандиты прислали записку с требованием выкупа. Я точно исполнил все, как они сказали, и ничего не сообщил полиции. Я заплатил им огромную сумму, и они вернули мне жену и ребенка.

Они издевались над ней и насиловали, а затем отрезали язык, чтобы она не могла ничего рассказать. Наш сын был мертв. Она все еще прижимала его к себе, когда мы нашли их, точно так же, как сейчас прижимает к себе котенка. И она лишилась рассудка.

Алекс поднялся и встал за спиной жены, положил руки ей на плечи, и она подняла к нему свое прекрасное лицо.

– Люди, которые это сделали, были загнаны в ловушку, как дикие звери, которыми они и были. Позже, когда нашли их тела, обнаружили, что у них у всех отрезаны языки. Никто так и не узнал, кто это сделал. А если и подозревали, то ничего не сказали. Теперь ты понимаешь, почему у нас с тобой нет будущего, – сказал Алекс, глядя в глаза Ханичайл.

Он нежно поцеловал жену в обе щеки и позвал домоправительницу.

– Мы уезжаем, Ассунта, – сказал он, пристально посмотрев на жену, все еще прижимающую к себе котенка. – Присмотри за ней.

– Конечно, синьор. Я всегда буду заботиться о ней.

Алекс и Ханичайл молча сели в «мерседес» и спустились с холма. У подножия Алекс остановил машину, чтобы бросить прощальный взгляд на виллу.

– Я привык это делать каждый раз, когда уезжаю отсюда, – сказал он. – Оттавия обычно стояла на балконе своей комнаты и махала мне рукой. Она говорила, что так я буду лучше ее помнить, пока отсутствую, и что она будет ждать меня здесь.

Я всегда останавливаюсь, надеясь, что каким то чудом к ней вернется память и она будет стоять на балконе, улыбаться и махать мне рукой. Но конечно, она уже никогда этого не сделает. – Алекс печально вздохнул и поехал дальше.

– Итак, Ханичайл, – сказал он некоторое время спустя, – что ты теперь думаешь о модном, богатом и преуспевающем Алексе Скотте? Сейчас ты знаешь правду: он человек с сердцем, полным тайн и вины, которые никогда не покинут его. Разве он тот человек, каким ты его считала?

– Он гораздо лучше, чем я думала, – тихо ответила Ханичайл. – Он человек чести, человек мужества, который не уклоняется от своей ответственности и не забывает свою любовь. Я бы только хотела... – Ханичайл в нерешительности замолчала.

– Что бы ты хотела? – спросил Алекс, посмотрев на нее.

Ханичайл собиралась сказать, что хотела бы, чтобы он любил ее так же, но не решилась, а просто покачала головой и всю оставшуюся дорогу промолчала.

Вечером «Аталанта» под парусом медленно плыла в сторону Позитано. Прекрасная вилла д'Омбруско и ее печальная обитательница, казалось, принадлежали к совершенно другому миру. Одеваясь к обеду, Ханичайл размышляла, неужели это конец для них обоих. Она знала, что у нее есть два выхода: один – жизнь в тени, в качестве любовницы Алекса Скотта; второй – жизнь богатой молодой вдовы Маунтджой, которая может найти себе хорошего мужа и обрести счастье в детях.

Ханичайл посмотрела на себя в зеркало: она выглядела юной, чуть ли не ребенком, в белом шелковом платье. Но она больше не была наивной девочкой. Она была замужем и овдовела; у нее были свои тайны; она стала предметом сплетен и общественного презрения. Сейчас это была женщина, которой нечего терять.

Она надела белое платье невинности. Материя была мягкой, с вкраплением золотых нитей, и платье облегало ее как вторая кожа. Ханичайл надела золотую цепочку, украшенную бриллиантами, и бриллиантовые серьги; волосы зачесала наверх и скрепила гарденией, затем снова посмотрела на себя в зеркало.

Она знала эту женщину в зеркале. Это была не прежняя женщина, а та, которой она стала.

Духи ей были не нужны: запах гардении окутывал ее приятным ароматом. Не нужны ей были и туфли, и даже сандалии, «которые будут сверкать, когда вы танцуете», вспомнила она рекламу из каталога.

Довольная собой, Ханичайл вышла из каюты и направилась по покрытому голубой дорожкой коридору в салон. Алекс посмотрел на нее долгим взглядом, потом улыбнулся.

– Что случилось с моей девочкой? – спросил он.

– Она повзрослела.

Он подошел к ней и взял за руку.

– Когда я впервые увидел тебя, то подумал, какая ты смешная маленькая простушка. Потом ты поразила меня на балу в Маунтджой Хаусе. А теперь вы только посмотрите на нее. Настоящая красавица. Ты так многолика, мисс Ханичайл Маунтджой.

– Ты должен знать, – проговорила Ханичайл, – что я хочу быть только одной женщиной. Твоей.

Алекс хотел возразить, но Ханичайл поцелуем закрыла ему рот.

– Меня больше ничего не волнует. Я понимаю, что ты любишь Оттавию, и надеюсь, что будешь любить всегда. Я хочу одного: чтобы ты нашел для меня место в своем сердце, в своей жизни, просто маленький уголочек.

– Подумай еще раз, Ханичайл, – сказал Алекс, разжимая объятия. – Только подумай, что это будет для тебя означать: сплетни, запятнанная репутация и тот факт, что я никогда не смогу жениться на тебе, и никто не поймет, что это вовсе не потому, что я тебя не люблю...

– Это не имеет никакого значения, – ответила Ханичайл. – Главное, чтобы ты любил меня.

– Ты знаешь, что люблю, – сказал Алекс и, обняв ее, стал исступленно целовать. – Если бы ты только знала, как сильно я люблю тебя.

– Покажи мне это, Алекс, – прошептала Ханичайл. И когда он снова поцеловал ее, она знала, что ее будущее скреплено этим поцелуем, как печатью.

Возможно, она никогда не станет женой Алекса Скотта, но она всегда будет женщиной, которую он любит.

Прозвучал гонг, приглашая к обеду. Ханичайл поправила волосы, и Алекс, положив ей руку на плечо, повел ее на палубу; красное солнце спрятало последние лучи в аквамариновую воду и скрылось за горизонтом.

Они ужинали при свете свечей, пили шампанское и держались за руки, без слов понимая друг друга, а после ужина прогуливались по палубе, любуясь лунной дорожкой, наслаждаясь бризом и своей близостью.

Затем они прошли по притихшей яхте в каюту Алекса. Около двери он остановился и вопросительно посмотрел на Ханичайл. Она открыла дверь и шагнула в каюту.

Лампа под зеленым абажуром бросала неяркий свет на низкую кровать и на прекрасную картину Моне с цветущим садом, стоявшую в позолоченной рамке на ночном столике. Море тихо шумело за бортом, и яхта слегка покачивалась на волнах. Ханичайл начала медленно раздеваться.

Алекс как завороженный смотрел на нее. Когда платье с шуршанием упало к ее ногам, он протянул руки к женщине, которую любил, и она упала в его объятия. Алекс отнес Ханичайл на кровать и покрыл все ее тело поцелуями. Ханичайл наконец нашла свою любовь и свое счастье, которое так ждала.

Глава 39

Ранним июньским днем Лаура ехала на гнедой лошади, которую Билли подарил ей в качестве свадебного подарка, через деревню Суинберн. Тщательно ухоженные сады были в цвету, в живой изгороди щебетали птицы. Лаура пустила лошадь шагом, восхищаясь штокроздми и голубыми дельфиниумами, напоминавшими ей цвет глаз Ханичайл.

Деревенские дома были построены из квадратных серых камней; на каждом окне висели кружевные занавески, а начищенные до блеска медные дверные молоточки сверкали на солнце. Лаура знала каждый дом как свой; знала, что находится внутри каждого из них. Маленькой девочкой она пекла с миссис Томпсон пирожки с вареньем, а затем поедала их, сидя на тщательно выскобленном крыльце. Много лет назад она заходила в один из домов посмотреть на новорожденного мальчика Дженни Джейкс. Он был здоровым ребенком с красивым личиком и громко плакал. Тогда Лаура озадаченно сказала: «Я не знала, что дети так кричат», и маленький мальчик закричал еще сильнее. А сейчас это был рослый шестнадцатилетний парень, который работал на ферме Суинберн и, как она слышала, хорошо справлялся с работой.

Будучи ребенком, Лаура побывала в каждом доме, где ее ласково принимали и угощали вкусными вещами. И каждый раз, давая ей конфеты, люди предупреждали: «Только не говори об этом миссис Суинберн, а то она будет ругать меня за то, что я испортила тебе аппетит перед обедом».

Лаура улыбнулась. Ее аппетит никогда не портился, и она приобрела много друзей. Все они были приглашены на свадьбу, и все пришли, говоря, что это «наша свадьба».

Лаура тоже считала, что это их свадьба так же, как и ее. Деревенские были ее друзьями; она выросла на их глазах, и они гордились и восхищались ею, как своими собственными детьми, и относились к ней со всей сердечностью, потому что любили ее отца Лоренцо и потому что она была «бедной, лишенной матери девочкой» и нуждалась в дополнительной любви.

Лаура побывала вместе с Билли в каждом доме, в каждом из сорока. Она представила своего жениха, и, конечно, Билли полюбил ее односельчан, а они полюбили его. Он даже ни разу не заикнулся; он пожимал им руки и говорил, что много о них слышал – и это было правдой – и будет рад видеть их на свадьбе, так как Лаура всегда говорила, что все они – ее семья. Он терпеливо выслушал рассказ старого Тома о ее отце, когда он был мальчиком; он усадил к себе на колени трехлетнюю Молли и даже не поморщился, когда она выплюнула ириску прямо на его брюки.

Он пил с мужчинами пиво и бросал дротики; был внимательным и радушным хозяином на обеде, который они устроили для всей деревни. На дамах были старые шляпки – новые они берегли для свадьбы – и цветастые платья, а мужчины чувствовали себя скованно в своих костюмах, которые, вероятно, надевали еще на свои собственные свадьбы, и начищенных до блеска ботинках. А вокруг бегали дети, толкая столы, проливая пиво или горячий чай.

За едой следила Джинни, которая знала, что любит каждый из гостей.

Она сидела во главе стола с Лаурой и Билли. После десерта Джинни постучала ножом по столу, прося тишины. Затем поднялась и произнесла маленькую, но взволнованную речь, сказав, как она гордится, что они всегда уделяли столько внимания ее внучке, и что она никогда не забудет любовь и доброту односельчан, которую они проявляли к Лоренцо и Адриане, а потом к Лауре. Джинни сказала, что она самая старая и многих знает еще с тех пор, когда сама была маленькой девочкой, что она присутствовала на свадьбах их дочерей и на крестинах. А сейчас наступила ее очередь справлять свадьбу Лауры и Билли, и она рада, что все будут присутствовать на их торжестве.

Она быстро села, чтобы не расплакаться, а вслед за ней поднялся Фрэнк Хоббс и спел знакомую всем песню, затем стали петь и все остальные гости. Вечер удался на славу; все решили, что он был самым лучшим в их жизни, когда, забрав детишек, возвращались по своим домам.

Лаура решила, что жизнь в Суинберне будет продолжаться вечно и что они с Билли будут привозить сюда детей и к ним будут относиться так же сердечно, как и к ней.

Ей только хотелось, чтобы Ханичайл смогла найти такое же, как у нее, счастье. Нельзя сказать, чтобы она была совсем несчастлива: она любила Алекса, а он обожал ее, но, возможно, пройдет много лет, прежде чем он сможет, как выразился лорд Маунтджой, «сделать из нее честную женщину».

Конечно, по сравнению с принцем Уэльским, сбежавшим с миссис Симпсон, роман Ханичайл и Алекса был не столь заметен, хотя лорд Маунтджой печально сказал как то, что ее уже никогда не примут в королевском дворце. Ханичайл считала, что это незначительная плата за любовь к Алексу. После трагического убийства Гарри все знали, что они любовники. Но Ханичайл доверительно сказала Лауре, что тогда они еще не были близки. Это случилось позже, на яхте, когда они занимались любовью под лунным светом, плывя по морской глади.

Ханичайл уже приехала в Суинберн на свадьбу, а Алекса ждали позже, вечером. Анжу со своей матерью, мадам Сюзеттой, должны были приехать завтра перед самой свадьбой, так же как лорд Маунтджой и тетя Софи, но только все они остановятся в гостинице «Старый лебедь» в Харроугейте.

Лаура пустила лошадь в сторону дома. Птицы стали щебетать громче, радуясь прекрасному утру. Поля слева были покрыты зеленой травой, справа колосилась пшеница цвета волос Ханичайл. С цветка на цветок перелетали пчелы; высоко в небе парил жаворонок.

Лаура заметила Суэйна. Он ходил по периметру их земель, поглядывая налево направо в поисках чего нибудь подозрительного. Лаура считала, что это излишне. Ничего криминального никогда не случалось в Суинберне; никаких грабежей, никаких драк, никаких обезглавленных тел в чемоданах, и навряд ли такое может случиться и впредь.

Его лицо было красным от солнца, он весь вспотел и чувствовал себя неуютно в темном костюме, галстуке и башмаках. Рядом с ним трусил спаниель. Помахав рукой, Лаура весело крикнула:

– Как вы себя чувствуете в такой прекрасный день, мистер Суэйн?

– Средне, – ответил он, приподнимая шляпу в знак приветствия.

– Полагаю, что свадебные подарки никуда не делись, – рассмеялась Лаура. – Да и куда им деться под вашим зорким наблюдением? Я уверена, что мимо вас не проскочит ни один вор.

– Надеюсь, что нет, мисс Лаура, – с серьезным видом проговорил Суэйн. – Я не спускаю с них глаз все время, пока не ухожу проверить окрестности.

– Сегодня слишком жарко для патрулирования. Почему бы вам не войти в дом и не выпить чего нибудь холодненького? Вы можете патрулировать позже, когда сядет солнце, – добавила Лаура, зная, как рьяно детектив исполняет свои обязанности.

– Спасибо, мисс. Возможно, это хорошая идея.

– И, мистер Суэйн, я уверена, что вам будет гораздо лучше, если вы снимете пиджак. Для такого дня лучше подходит рубашка без рукавов.

Суэйн снял пиджак, с облегчением вздохнув, закатал рукава рубашки и свистнул собаку. Ему нравилось работать в Суинберне. Он считал миссис Суинберн настоящей леди, не идущей ни в какое сравнение с теми, кого он встречал в Лондоне. Она хорошо воспитала свою внучку, и мисс Лаура делала ей честь.

Обогнув дом, Суэйн прошел на кухню и снова с облегчением вздохнул, оказавшись в прохладной тени. Но сначала лучше проверить мисс Ханичайл, убедиться, что она в безопасности, хотя он был уверен, что здесь, в Суинберне, с ней не случится ничего плохого. Затем он пропустит стаканчик имбирного пива, приготовленного миссис Суинберн.

Ханичайл лежала на траве в тени ивы. Она предполагала, что будет читать книгу, но вместо этого лежала на животе, устремив взгляд в журчащий ручей с плескавшимися в нем маленькими рыбешками. Она вскинула голову, когда к ней подбежал спаниель.

– Я здесь, мистер Суэйн, – крикнула Ханичайл, – жива и здорова!

Она считала, что Суэйну нет надобности охранять ее, но на этом настоял лорд Маунтджой.

Суэйн помахал ей рукой, повернулся и пошел на кухню.

Перевернувшись на спину и положив под голову руки, Ханичайл стала смотреть в июньское голубое безоблачное небо, думая о том, что жизнь здесь спокойнее, чем в Нью Йорке, где она все время нервничала. Алекс все еще волновался по поводу Джека Делейни. Он настоял, чтобы ее круглосуточно охраняли.

У Ханичайл было такое чувство, что за ней постоянно следят. Шла ли она по Вашингтон сквер или по Пятой авеню, она чувствовала на себе чей то взгляд. Она резко оборачивалась, чтобы увидеть, кто это мог быть, но ничего подозрительного не замечала. Вокруг были люди, которым до нее, казалось, не было дела. Ньюйоркцы спешили по своим обычным делам, и создавалось впечатление, что все они куда то опаздывают.

Поэтому ей легко было здесь, рядом с Лаурой и Джинни: она нежится на солнышке под неусыпным оком Суэйна, а не какого нибудь неуловимого охранника с пистолетом под пиджаком. Даже Алекс согласился, что в Англии ей будет не нужна охрана.

– Привет, лентяйка. – Лаура растянулась на траве рядом с Ханичайл. – Надеюсь, ты не скучаешь? Днем я отвезу бабушку в Харроугейт. Она хочет купить себе платье для свадьбы, ну и, конечно, шляпку от Рейчел на Парламент стрит. Я сказала ей, что мать Анжу – известная в Париже мадам Сюзетта и что она соорудит ей великолепную шляпку. Но бабушка ответила, что она заказывает шляпки у Рейчел со дня основания мастерской и не собирается изменять своей привычке, к тому же они могут увидеть в газетах ее фотографию и решат, что она им изменила.

– Как это похоже на твою бабушку, – рассмеялась Ханичайл. – Но она права: мисс Рейчел лучше знает ее стиль и что ей больше подходит. Уверена, что она будет выглядеть великолепно.

– Потом мы думаем прогуляться по парку и выпить чаю у «Бетти». Почему бы тебе не поехать с нами? Полагаю, будет весело.

Ханичайл подумала: как мило со стороны Лауры пригласить ее, хотя у нее совсем мало времени побыть наедине со своей бабушкой.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19