Бертрис Смолл » Исторические любовные романы » «Адора»

Мурад был просто потрясен переменой, произошедшей с Феодорой за какие-то несколько часов.

— Посмотри на меня, Адора, — попросил он, и она без вопросов повиновалась ему.

Она обняла Мурада за шею и нежно поцеловала.

— Мурад! Прости меня. Я была просто дурой. Пожалуйста, прости меня!

От удивления он, казалось, просто потерял дар речи и поэтому ничего не ответил ей.

— Во всем виновата моя непомерная гордость, — продолжала она. — Я привыкла к тому, что все боготворили меня, и считала, что ты тоже должен относиться ко мне не как к женщине, а как к богине. Меня очень избаловали, но сейчас я все поняла и прошу тебя, прости меня.

Она опустилась перед ним на колени, и он, как будто испугавшись, подхватил ее и тут же поставил на ноги.

— Ну, так ты простишь свою покорную рабыню? — спросила она с застенчивой улыбкой.

— О Аллах! Я просто не верю, что все это говоришь ты! — воскликнул он.

— Слава Богу! — вздохнула Феодора. — Теперь мы наконец объяснились друг с другом, и даже если я расстанусь с тобой, то после этого меня никогда не будут мучить угрызения совести и сожаление о том, что я была такой дурочкой.

— Ты хочешь покинуть меня? — оцепенел от страха Мурад, он все еще никак не мог поверить в свое счастье. Она ответила после недолгой паузы:

— Ни в коем случае. Все те годы, что я прожила женой твоего отца, я только и мечтала о том, как бы мне увидеть тебя и побыть с тобой наедине хоть минутку. Сейчас же, когда моя мечта наконец-то сбылась, я и в мыслях не держу, чтобы покинуть тебя, радость моя.

— Но почему, почему тогда ты отказала мне в день смерти моего отца, а потом вдобавок еще и сбежала в Византию?

— Когда-то давно в монастырском саду ты обещал жениться на мне. Все годы, что я прожила женой султана Орхана, я помнила об этом твоем обещании. Когда же ты предложил мне стать просто твоей наложницей… — Феодора на секунду замолкла, и лицо ее исказилось гримасой от наполовину забытой душевной боли. — Как ты правильно сказал когда-то, я всего лишь женщина, — продолжила она. — Меня очень легко обмануть или обидеть. Тогда я посчитала, что ты просто издеваешься надо мной. Да и сейчас ты видел, с каким трудом я согласилась на роль наложницы, ведь моя вера строго-настрого запрещает это.

— А моя религия приветствует. Я не был жесток с тобой. Странно, как ты со своим государственным умом не можешь понять, что правители империй заключают всегда только политически выгодные браки. Я могу иметь лишь три жены, но зато сколько угодно наложниц. Наш с тобой брак не принес бы Турции никаких политических выгод, поэтому-то я и предложил тебе место в моем гареме. Я собираюсь двигаться на Европу, и мне придется брать в жены дочерей или сестер правителей покоренных государств.

— Все это, хорошо понятное любой турчанке, очень сложно постичь мне — греческой женщине, пусть даже и прожившей в Турции большую часть жизни. Но сейчас, кажется, я наконец стала понимать смысл твоих поступков. Теперь меня не волнует мое положение в обществе, главной моей заботой станет родить тебе как можно больше здоровых и умных сыновей.

— Да твое положение в обществе, будет такое же, как у меня. В Турции фаворитка султана значит больше, чем все его советники, не говоря уже о женах. Да ты сама, наблюдая жизнь моего отца, должна была понять это. А что касается сыновей, то в этом не будем сомневаться — достаточно посмотреть на Халила! Знаешь, я иногда с ужасом думаю, что, не повреди он себе в детстве ногу, не видать бы мне султанского меча как своих ушей.

Феодоре было очень лестно слышать эти слова, она даже несколько смутилась, а взглянув в его глаза, увидела, как постепенно в них разгорается страсть.

— Дай мне сына, моя прекрасная Адора, — внезапно резким голосом сказал он.

Еще секунда, и их тела слились в едином страстном объятии. Дрожащими пальцами она расстегнула его рубашку и ощутила жар его возбужденного тела. Он высвободился из ее объятий и быстро сбросил с себя остальное, после чего обнажил Феодору. Все это было так не похоже на их предыдущие ночи, что она снова не выдержала и опять заплакала, уткнувшись в его обнаженное плечо. Его пальцы ласкали ее лицо, шею, плечи, грудь…

— Ты — мое счастье, Адора. Не плачь, — не переставая шептал он. — Теперь мы не расстанемся с тобой никогда. Для меня, султана Турции, один твой мизинчик дороже благополучия моей страны!

Его рука очутилась между ног Феодоры.

— Я страстно хочу тебя, Адора. Хочу, чтобы мое семя влилось в тебя и зачало в твоей утробе новую жизнь. Он поднял ее на руки и понес на кровать.

— А если сейчас я опять начну отталкивать тебя? — спросила, дурачась, Феодора.

— Тогда мне придется отослать тебя в Константинополь. Я не могу находиться рядом с тобой и не хотеть тебя. А брать тебя только силой — это так тошно!

— Ты не разлюбишь меня, Мурад? — с глубиной и неожиданной дрожью в голосе спросила она.

— Что ты, конечно, нет. Я боюсь только, что ты не любишь меня и сейчас просто смирилась с обстоятельствами.

— Боже мой! Как ты, оказывается, глуп! Я так люблю тебя, Мурад! — воскликнула она и с готовностью протянула к нему свои прекрасные руки.

Глава 17

Прошло два года. Турция окончательно и бесповоротно завоевала бывший византийский город Андрианополь. Не выдержав осады, город сдался, так и не дождавшись помощи из Константинополя. Да и бесполезно было ждать, византийский император уже настолько стал беспомощен и слаб, что почти полностью оказался под властью турецкого султана; у него не было сил и возможности помочь осажденному городу.

Андрианополь был одной из последних жемчужин, еще остававшихся в короне императоров Византии. С его потерей, по сути дела, у Византии оставался только один-единственный крупный город — Константинополь, но и он теперь уже со всех сторон был окружен турецкими землями.

Местоположение Андрианополя было очень выгодным: он находился на пересечении важных торговых путей, ведущих из Европы в Азию, поэтому постоянно подвергался различным осадам и нашествиям. Его захватывали готы, полчища болгар, крестоносцы, но всякий раз он возвращался к своим законным владельцам — сначала римским, а потом византийским императорам. Теперь же он был потерян навсегда — ослабленная и практически поверженная Византийская империя не могла соперничать с могуществом молодой, набиравшей мощь Османской империей.

Вскоре после взятия Андрианополя турки перенесли сюда из Бурсы свою столицу. Город был переименован и получил название Эдирнэ. Это было очень знаменательное событие — впервые столица Османской империи располагалась не в Азии, а на Балканском полуострове, то есть в Европе.

Новая столица досталась туркам в довольно жалком состоянии, ибо, по старой завоевательной традиции, город был подвергнут трехдневному разорению и грабежу. К тому же на второй день после взятия вспыхнули пожары, и некоторые его кварталы, когда-то цветущие и прекрасные, превратились в руины и горы пепла.

Население почти поголовно было обращено в рабство. Завоеватели особенно ценили рабынь, поэтому даже самые знатные и богатые горожанки, способные заплатить выкуп, не смогли избежать общей участи. Разрушенный город наполнился воем и плачем матерей. Одни оплакивали своих погибших во время пожара детей, другие, у кого дети остались живы, были разлучены с ними жестокими и беспощадными завоевателями. В эти дни на улицах Андрианополя появилось множество трупиков истощенных грудных детей — матери, сумевшие спасти детей от огня, не могли спасти их от голодной смерти. У них пропадало молоко, и они могли лишь бессильно наблюдать, как постепенно умирают их дети. Многие красавицы в эти дни прокляли свою красоту, из-за которой их насиловали по несколько раз в день и вдобавок потом еще обращали в рабство.

Участь мужчин была немного легче. Им было велено участвовать в восстановлении города. Для постройки султанского дворца среди мужского населения были отобраны все ремесленники и художники. Они оказались в более выгодном положении, так как могли рассчитывать на сносное обращение и не столь бесчеловечные условия жизни. По крайней мере на время строительства.

По замыслу султана Мурада этот дворец должен был олицетворять собой все величие новой империи. Работы начались сразу же после взятия города. Были приглашены лучшие итальянские архитекторы. Весь дворец намеревались облицевать белым мрамором, который привозили с Мраморных островов. Изнутри и снаружи дворец должен был быть расписан лучшими художниками со всего света, которых также, как и архитекторов, специально нанимали для этого. Заботу о всех интерьерах, о мебели и скульптурных украшениях дворца Мурад поручил своей неизменной фаворитке, Адоре. Окончание постройки дворца собирались приурочить к рождению у Адоры первенца от султана, но потом поняли, что в столь короткий срок построить дворец невозможно. Сама Адора и сказала султану Мураду об этом.

— Мы не должны спешить, — заключила она. — Это наш первый дворец в Европе, и он должен быть по-настоящему прекрасен.

Султан ничего не мог возразить; последнее время он вообще с ней редко спорил. Иногда, после очередного посещения какой-нибудь другой женщины из своего гарема, он говорил сам себе:

— Аллах, какой же я счастливчик, что у меня есть Адора! Все остальные женщины меня мало интересуют. Они могут быть даже красивей ее, но они все глупы как овцы!

Феодора же, как будто догадываясь о его мыслях, иногда говорила ему:

— Господин мой, ты постоянно коришь меня, что я умничаю, но что-то я не вижу в тебе большой тяги к глупышкам из твоего гарема. По-моему, это означает, что ты все-таки ставишь ум в женщине не на самое последнее место.

Произнося такие слова, она всегда особенно загадочно улыбалась. Мурад долго и напряженно пытался разгадать значение этих улыбок, но все было тщетно, и он бросил это бесполезное занятие.

Когда Феодора объявила ему о том, что у нее будет ребенок, он был на вершине счастья. Однако через несколько месяцев после этого он понял и все неудобства, проистекающие от своего нового положения будущего отца.

Находясь рядом с Феодорой, он всегда был сжигаем сильнейшим возбуждением, но сейчас ему приходилось умерять и сдерживать свои желания, а это для него было очень тяжело. Он пытался успокаиваться в гареме, но разве могли глупые красивые куклы соперничать с его любимой Феодорой!

Как-то раз, не сдержавшись, он начал ласкать налитую молоком грудь Феодоры, но она резко оттолкнула его от себя. Он бешено взглянул на нее, но она лишь улыбнулась ему в ответ, и весь его гнев прошел. Он смог только задать ей совершенно пустой вопрос, заранее зная ответ:

— Но почему?

— Ты же знаешь, мне это очень вредно. У меня может быть выкидыш, — ответила она тихо.

— Да, конечно. Прости меня, я веду себя глупо. Я ведь сам все хорошо понимаю, надо просто набраться терпения, скоро мы опять сможем делить наше ложе.

После таких разговоров Мурад всегда шел утешаться В свой гарем. Последнее время он отдавал предпочтение двум гречанкам, которых Али Яхиа доставил ему совсем недавно. Они были красивее предыдущих его наложниц, но, к сожалению, отнюдь не умнее их. С печальным вздохом Мурад уводил обеих в свою спальню, где, ругая про себя Али Яхиа на чем свет стоит, приказывал им раздеваться. После этого он всячески пытался наверстать упущенное в плотских утехах, но в конечном итоге с криками и руганью выталкивал несчастных, плачущих девушек, не понимающих, чем они не угодили своему вздорному господину.

Глава 18

Наконец-то пришло время, когда Феодора Кантакузин должна была родить султану Турции Мураду ребенка. Родовые схватки начались еще затемно, ранним утром, но на первый же крик принцессы прибежала вездесущая Ирина.

— Успокойтесь, госпожа моя, вы так кричите, как будто рожаете первого ребенка, — входя, увещевала она Феодору.

— Этот ребенок для меня самый трудный, — простонала Феодора.

— Как так? — удивилась Ирина.

— У Халила были старшие братья, а этот станет наследником престола.

— Если только это будет мальчик…

— Это сын, я знаю!

Она сильно сжала зубы, чтобы подавить крик.

— Веди скорее повивальную бабку, а то я сейчас умру, — простонала она.

Ирина заторопилась исполнять приказание, а Феодора, широко расставив ноги, немного приподняла свое тело над кроватью. Этой позе ее научила одна женщина, сказав, что это облегчит боль при родах.

Вскоре пришла повивальная бабка и вместе с ней Фатима, которая тоже была немного сведуща в акушерстве. Они осмотрели Феодору, помогли ей лечь в более удобном положении и прикрыли ее ноги большой белой простыней.

— Не волнуйтесь, госпожа, я уверена, все будет хорошо, — сказала Фатима. — Вы сейчас произведете на свет прекрасного мальчика или девочку.

Фатима без умолку говорила и говорила, все больше для того, чтобы Феодора немного отвлеклась от своих болезненных ощущений, пока Мария, так звали повивальную бабку, готовила все к родам. Наконец она смолкла, и тут Феодора услышала властный голос Марии:

— Тужься, я сказала, тужься! Вот так, давай, давай! Не ленись!

Это было последнее, что услышала принцесса, — после этих слов она потеряла сознание. Пришла в себя она через несколько минут, и все началось снова. Однако и эта попытка оказалась неудачной. Мария и Фатима увидели, что Феодоре надо дать немного передохнуть. После минутной передышки принцесса опять услышала уже знакомый приказ:

— Тужься! Сильнее! Сильнее! Да что ж ты такая слабенькая, а еще принцесса! Давай! Давай!

От напряжения все тело Феодоры покрылось потом, она громко кричала, а в голове ее носилась только одна мысль: «Боже! Скорей бы это кончилось!»

Фатима, как могла, пыталась помочь ей: говорила что-то ласковое, гладила Феодору по рукам и голове, вытирала пот с ее лба.

По голосу Марии, вернее, по ее словам Феодора поняла, что дело пошло на лад, — Мария внезапно заговорила с ней более уважительно, как и требует этикет.

— Хорошо! Очень хорошо, госпожа моя! — вскрикнула она. — Ну наконец-то, вот появилась и головка! Тужьтесь еще, моя дорогая принцесса!

Через пять минут все было кончено. Фатима перевязала и перерезала пуповину и показала ребенка матери.

— Кто? — еле слышным голосом спросила принцесса.

— Сын! Госпожа, у вас родился сын! Хвала Аллаху!

Султан Мурад будет очень рад!

У мальчика были голубые глаза и черные курчавые волосы. Сам он был довольно большой, с длинными ручками и ножками, поэтому-то Феодоре и было так трудно его рожать. Она улыбаясь смотрела на свое только что рожденное на свет чадо и была очень счастлива, но почему-то хотелось плакать.

Тело Феодоры обтерли влажными губками, надели на нее чистую ночную рубашку и уложили в постель. Рядом стояла небольшая кроватка с новорожденным. Когда все ушли, Феодора прошептала тихо-тихо, так, чтобы никто, пусть даже случайно, не услышал ее:

— Когда-то в другом дворце рядом стояли две кроватки. В одной лежал мальчик, а в другой — девочка…

В этот момент в комнату вбежал Мурад. Лицо его сияло. Он встал на колени перед кроватью Феодоры, поцеловал ее в губы и попросил голосом, хриплым от волнения и счастья:

— Покажи мне ребенка, Адора!

Она взяла малыша из кроватки и протянула его Мураду. Он осторожно принял младенца из ее рук и нежно погладил. На лице султана появилась радостная улыбка.

— Это сын, мой сын! — прошептал он. — Только что прекраснейшая из женщин земли родила мне, султану Мураду, сыну султана Орхана, наследника! О Аллах! Даже не верится, что я держу на руках следующего султана Османской империи!

Тут дверь спальни открылась, и вошла Ирина. Она принесла для султана легкое плетеное кресло, но истинной причиной ее прихода было просто непомерное любопытство. Однако одного взгляда Мурада было достаточно, чтобы она мгновенно исчезла вместе с креслом за дверью.

Мурад встал и осторожно положил своего наследника в кроватку. Потом снова опустился на колени перед Феодорой. В его глазах она читала нежность и любовь.

— Спасибо тебе, Адора! — сказал он и покрыл поцелуями ее руки. — Спасибо тебе за моего первого сына.

— Я готова родить тебе еще много сыновей, лишь бы ты был рад, — ласково ответила она. — Только боюсь, что из-за частых родов быстро постарею, и тогда ты полюбишь другую женщину.

— Что ты! Никогда! Могу поклясться тебе в этом! — воскликнул он.

— А тебе правда понравился мальчик? По-моему, из него вырастет сильный мужчина.

— Конечно! Он станет самым сильным султаном в истории Турции. Я уже придумал ему имя. Надеюсь, оно понравится тебе. В честь нашего великого полководца мы назовем его Баязет.

— Это тот самый полководец, что впервые разбил византийскую армию?

— Да.

Феодора улыбнулась:

— Бог видит, Мурад, как ты ненавидишь всю мою родню, но я все равно согласна. Давай назовем его Баязетом. Представляю себе, как будет хохотать Иоанн.

— Какой Иоанн? — удивился Мурад.

— Император Иоанн.

— А ты думаешь, он поймет намек?

— Конечно. И не только он. Раньше бы я воспротивилась этому имени, но сейчас я понимаю, что моя судьба , связана уже не с Византией, в которой я родилась, а с Турцией, где я надеюсь прожить всю свою оставшуюся жизнь.

Она замолчала, и лицо ее приняло мечтательное выражение.

Внезапно она опять заговорила каким-то возвышенным, одухотворенным голосом:

— Я хочу, чтобы и ты, и я, и наш сын создали могучую империю, которая бы затмила своим величием все империи прошлого и настоящего.

На губах у Мурада заиграла горделивая улыбка.

— Голубка моя, ты мудреешь не по дням, а по часам! — воскликнул он.

— Я люблю тебя, Мурад, — проговорила она, целуя его.

— Я тебя тоже!

Он пробыл у нее до самого вечера. Когда он ушел, к Феодоре пришла Ирина и принесла ей теплого молока. Старая служанка строгим голосом выговорила ей, что после сегодняшнего дня она должна быстро уснуть, чтобы восстановить потерянные силы. Ирина погасила все светильники, кроме двух ночников около постели принцессы, и ушла.

Несмотря на назидание этой мудрой женщины, Феодора еще долго не могла уснуть. Ей вдруг почему-то стало очень одиноко в этой пустой и огромной комнате. Она смотрела на своего спящего малыша и тихонько плакала. Ей вспоминался Александр и его златокудрые дети. «Почему все это так быстро кончилось?»— не понимала она. Почему эти воспоминания пришли к ней именно сейчас, в миг счастья — когда она родила сына любимому человеку? Прошло столько времени, но в эту ночь она могла вспомнить каждую черточку на лице Александра, каждую секунду, проведенную с ним. Она очень любила Мурада, но, по всей вероятности, то короткое время, которое она прожила со своим вторым мужем в Месимбрии, так и останется для нее неким эталоном счастья. Счастья, какого только и может желать женщина.

Она уснула глубокой ночью, протянув руку к кроватке с Баязетом.

Глава 19

Император Иоанн звонко рассмеялся, когда узнал, какое имя дали только что родившемуся племяннику. Он отдавал должное юмору свояченицы и ее мужа. Императрица Елена отнюдь не разделяла его шутливого настроения.

— Она издевается над нами, а тебе весело! — гневно выговорила она мужу.

— А я не знаю, почему ей не хотеть свести нас в могилу своими издевками, — ответил он, продолжая хохотать.

— Не знаешь! Она родилась здесь! Она дочь одного из знатнейших византийских аристократов. Она — моя сестра! Она была женой князя Месимбрийского, нашего вассала!

Внезапно Иоанн перестал смеяться. Его лицо стало почти страшным. Холодная усмешка в нем сочеталась с жестокостью.

— Которого ты отравила! А ее, свою кровную и родную сестру, ты продала в рабство! Елена побледнела.

— Что ты болтаешь! Это не правда. Иоанн Палеолог рассмеялся:

— Бедный Юлиан Цимисхий прибежал ко мне и рассказал, что сделал для тебя яд. Он, бедняга, перепугался, что ты хочешь отравить меня.

Глаза Елены широко открылись.

— Почему ты никогда не говорил мне об этом? — пролепетала она. — Я не верю тебе! Ты бы обязательно наказал меня, если бы знал.

— Я бы с удовольствием рассказал Феодоре, как ты убила Александра, да не могу: вместе с тобой она свалит с престола и меня, а в мои планы это не входит. Однако я вижу, что ты не успокоилась после того, как отняла у сестры мужчину, которого та любила! Придется все-таки тебя наказать, но я это сделаю по-своему. Знаешь как? Я повешу тебя своими собственными руками. Это доставит мне огромное удовольствие.

Иоанн подскочил к жене и со смехом одним резким движением сорвал с нее шелковый халат. Елена стояла перед ним совершенно голая.

— А может, тебя отослать к твоей сестре в таком виде? — продолжая дурачиться, предложил император. — Она потешится, да не одна, а вместе с мужем.

— Султан Мурад ей не муж! — прошипела Елена.

— Он официально объявил ее сына своим наследником! А это значит, что она — самая настоящая его жена. Когда ты остановишься, Елена? Ты пыталась убить ее при помощи фокийских пиратов, после чего я должен был заплатить огромные деньги, чтобы замять скандал из-за этого твоего «гениального» плана. А ведь я мог тогда и отказаться платить, просто выдал бы тебя султану Орхану, и дело с концом. Потом ты убила ее мужа и продала ее в рабство, и сейчас ты снова чем-то недовольна? Если да, то ты жестокосердней Навуходоносора. Я приказываю тебе остановиться, а то я и вправду повешу тебя!

— Ты не понимаешь, Иоанн! И Феодора, и ее дети представляют для нашей империи огромную опасность!

— Какую опасность? О чем ты твердишь? Наша империя прогнила вся, от основания до самой вершины! Я думаю, наши дети еще будут императорами, но вот уже наши внуки… И дело здесь вовсе не в Феодоре или ее детях. Дело в нас самих. Османская империя скоро полностью поглотит Византию, и о нашей стране останется только память. Византия — это порождение Римской империи, и она давно уже должна была превратиться в груды развалин, как то случилось с Древним Римом. Подумай только, что это за империя, если в ней к власти приходит такая женщина, как ты?! Ты же за годы нашего супружества сменила сотни любовников. Это, честно говоря, меня мало беспокоит, но тебя же волнуют только две вещи — это любовники и ненависть к сестре. Все! А ведь ты — императрица, и тебя должны заботить в первую очередь дела страны, империи, тебе же на них наплевать! Даже сейчас тобой движет лишь неприкрытая ненависть к сестре!

— Она же безнравственная женщина! — воскликнула Елена. — Не успели отпеть Орхана, как она вторично вышла замуж. Едва похоронили ее второго мужа, как…

— Второго ее мужа, которого убила ты, такая высоконравственная женщина, — прервал ее Иоанн и расхохотался. — Кто бы рассуждал о нравственности, только не ты, которая каждую ночь забавляется с новым мужчиной. Мне же известно все о твоих похождениях, о всех твоих любовниках! Я знаю, что специально для своих постельных утех ты покупаешь маленьких мальчиков и девочек, и отнюдь не все они выживают после ваших диких игр в честь Приапа.

Императрица побледнела еще сильнее, она не подозревала, что ее муж столь подробно осведомлен о ее жизни.

— Но почему ты никогда ничего не говорил мне об этом? — шепотом пролепетала она.

Иоанн опять рассмеялся:

— Я тебе уже сказал, что мне это глубоко безразлично. Ты меня удовлетворяешь: ты красива, ты глупа, ты не устраиваешь мне сцен ревности, когда узнаешь о моих очередных любовных проделках, — в общем, ты подходишь мне. Я, как и мой отец, хочу прожить жизнь, получив как можно больше удовольствий, и я не хочу мешать другим получать удовольствия от жизни. Но запомни — твое поведение с Феодорой мне не нравится, и я предупреждаю тебя: еще один подобный выпад против нее — и я расстанусь с тобой под предлогом супружеской неверности. Надеюсь, тебе ведомо, как разводятся у нас в Византии? Если не знаешь, то я объясню. Императрицы, с которыми все вроде бы благополучно, вдруг скоропостижно умирают! Ты поняла меня, Елена?!

Она стояла окаменев, как мраморная статуя. В минуты, когда ее муж, всегда немного циничный, насмешливый и ко всему равнодушный, вдруг показывал свои императорские когти, она терялась.

— Я сделаю это, Елена! Так что прекрати свою войну с Феодорой. Она прекрасная, добрая женщина. Клянусь, что, будь она моей женой, я бы даже не стал изменять ей!

Елена была полностью раздавлена. Внезапно ей вспомнился давний детский разговор с сестрой, когда та сказала, что если она станет женой султана, то его войска займут Константинополь и Елена перестанет быть императрицей. Ей показалось, что пророчество маленькой девочки сбывается. Войска турецкого султана захватывали все новые и новые византийские земли. Иоанн пытался было просить помощи у европейских монархов, у Ватикана, но папа римский сухо ответил, что мусульмане в Европе — это, конечно, очень плохо, но он не видит, чем они хуже православных: и те, и другие — еретики.

Через год после того, как Феодора родила Баязета, к великой радости Мурада, у них появились два близнеца. Одного они назвали Осман, другого Орхан. Призрак Александра отпустил Адору, и она в отличие от своей сестры была очень счастлива в те годы.

Глава 20

Императрица Елена с едва скрываемой радостью смотрела на женщину, стоящую перед ней. Та была небольшого роста, с пышной высокой грудью и широкими бедрами. Одета с изяществом, хотя и без претензий на роскошь. Кожа ее не уступала своей белизной лучшему греческому мрамору, и это еще более подчеркивалось ее абсолютно черными глазами.

Женщину звали Мара, она была дочерью греческого священника. Это была мать первого сына султана Мурада. Несмотря на то что выросла она в религиозной семье, ее житейские принципы не отличались высокой моралью — она была проституткой и по натуре, и по профессии. Мурад никогда не любил ее, да и она его тоже, но когда у нее родился сын, она воспользовалась случаем и громко всем объявила, что это ребенок султана. Мара оставила сына у отца, а сама отправилась в Галиополь, где безбедно жила, преспокойно занимаясь своим ремеслом, удовлетворяя жадных до женщин и любви солдат турецкой армии. Мальчик же — кстати, его звали Кантуз — жил у своего деда, который хоть и не принимал образ жизни дочери, но к внуку привязался сильно.

Когда Каотузу исполнилось двенадцать лет, мать неожиданно забрала его к себе. До этого он видел ее всего три раза в жизни (последний раз, когда ему было лет восемь), однако это не помешало ему с радостью согласиться на предложение матери и уехать от своего деда. Кантуз рвался к красивой, богатой жизни, а разве мог сельский священник удовлетворить его растущие запросы? Мать же его к тому времени разбогатела, да и по некоторым ее намекам он понял, что она знакома с высшей знатью империи.

Мара оправдала ожидания сына. Она привезла его в Константинополь и представила самой императрице Елене. Вскоре Кантуз сильно сдружился с сыном Елены — принцем Андроником. На тринадцатилетие Кантуза Андроник взял его с собой в дом терпимости. В тот же день внук сельского священника стал мужчиной, а вскоре два друга стали завсегдатаями всех публичных домов города.

Сейчас Кантуз стоял рядом со своей матерью перед императрицей. Кантуз уже давно считал императрицу Елену самой красивой женщиной в мире Его потрясли ее большие возбужденные соски, которые легко просматривались под одеждой, — почему-то прежде всего он обратил внимание именно на них.

Видно было, что Кантуз панически боялся императора Иоанна, но, с другой стороны, Елена могла надежно спрятать в этой части дворца эту дурочку и ее сына, а утром выпустить их.

Кантуз смущенно молчал. Елена отогнала все эти мысли и спросила его:

— Ты знаешь, чей ты сын?

— Да, госпожа.

— Ты когда-нибудь видел своего отца?

— Нет!

— Я думаю, вам обоим известно, что сейчас он находится в Андрианополе. Я хочу, чтобы вы поехали туда и встретились с султаном.

— Госпожа, вы думаете, он примет нас? — недоверчиво спросила Мара.

— О, конечно! В этом не приходится даже сомневаться. Весь мир знает, что Мурад очень благороден, разве он сможет плохо принять своего сына и его мать?

— Но зачем нам ехать туда?

«Боже! Как же глупа эта дура!»— подумала Елена.

— Ради будущего твоего сына, глупышка! — ответила она. — Ты только подумай, Мурад — воин, он может быть убит. Кто тогда будет ему наследовать?

— Но у него есть другие сыновья, кроме моего Кантуза. Он наверняка выберет своим наследником кого-нибудь из них, — ответила ничего не понимающая Мара.

— А если его убьют внезапно и он не успеет назначить своего наследника?

— Тогда его будут выбирать.

— Правильно! Ну, вот и подумай сама, кого выберут султаном турецкие вельможи — кого-то из совсем еще маленьких детей Мурада от Феодоры или твоего сына, который уже превратился в настоящего мужчину?

Глаза Мары засветились.

— Вы думаете, что Кантуз сможет занять турецкий трон?!

— Ну наконец-то до тебя дошло! Елена поднялась, но, прежде чем выйти из комнаты, отозвала Мару и прошептала ей на ухо:

— Помни, девочка, что ты мне обязана своим положением, и не пытайся меня обмануть. В Андрианополе ты будешь жить, повинуясь только моим приказам!

Сказав это, она ушла.

Кантуз был вне себя от радости.

— Мама, я могу стать правителем целого государства! Мне тогда никто не будет нужен, даже императрица!

— Осторожнее, Кантуз! Я бы на твоем месте не обольщалась — вряд ли султан примет нас. А если случится, то нам некуда будет вернуться, кроме как в Константинополь.

Мурад встретил сына довольно спокойно. Он не очень-то верил Маре и считал, что это не его ребенок, и, по-видимому, был прав. Однако он официально назвал Кантуза принцем, хотя явно предпочитал ему своих сыновей от Феодоры.

Адора, узнав о появлении в Андрианополе Мары и Кантуза, сразу поняла, кто надоумил их приехать сюда. Она еще больше возненавидела сестру, но сначала не питала никакого недоброжелательства к первому сыну Мурада. Когда же она узнала его поближе, то даже отказалась верить, что у ее любимого мог родиться такой выродок. Она тоже стала считать, что Мара лишь выдает Кантуза за сына Мурада, чтобы обеспечить свою жизнь.

Сам Кантуз порывался вернуться в Константинополь к своему другу принцу Андронику. Однако Мара строго-настрого запретила ему даже думать об этом.

— Султан обеспечит нас, — говорила она ему. — Здесь к тебе относятся как к настоящему принцу, а в Константинополе ты опять станешь лакеем этой сучки Елены.

Кантуз морщился от того, что его идеал называют «сучкой», но молчал: он понимал, что мать права, при удачном стечении обстоятельств он мог стать здесь даже султаном; там же он был всего-навсего простым смертным.

Глава 21

Когда старый царь Болгарии скончался, три его сына поделили страну между собой. Северную часть взял себе принц Лазарь, южную — принц Вукашин, а среднюю часть — принц Иван, который был старшим и, по идее, должен был главенствовать над своими братьями.

Все эти события были на руку султану Мураду, который пытался расширить свои владения в Европе. Ближайшей к Турции была южная часть Болгарии, на нее-то и направил свой удар Мурад. Принц Вукашин оказался плохим полководцем и скоро признал свое полное поражение. Южная часть Болгарии присоединилась ко все время расширяющейся Османской империи. Царь Иван понял, что против громадного турецкого войска одной Болгарии не выстоять. И он решил изменить вероисповедание, стать католиком, чтобы заручиться поддержкой европейских государств. Однако это принесло ему мало пользы — небольшие отряды крестоносцев да помощь Венгерского королевства, которое само опасалось нашествия турок. Мурад без труда разбил эти наспех собранные войска, и Болгарское царство было вынуждено признать себя вассалом турецкого султана. Дочь царя, Тамара, отправилась в султанский гарем.

Адора была очень обеспокоена появлением в гареме этой девушки, ведь это была не просто обыкновенная глупая самочка из тех, что так искусно выбирал Мураду Али Яхиа. Это была образованная и красивая женщина, как и сама Адора, тоже царского рода. Было и дополнительное обстоятельство, которое огорчало ее, — Тамаре едва исполнилось пятнадцать лет, а Феодоре уже было двадцать девять. Ее соперница была ровесницей Халилу, первому сыну Феодоры.

Теперь Мурад часто заставал Феодору в слезах. В конечном итоге он сообразил, что является причиной расстройства его любимой женщины.

— Голубка моя, — утешал он ее, — я не понимаю, чего ты боишься? Это же простое политическое соглашение с царем Иваном. В знак примирения он предложил мне взять в свой гарем его дочь. Не мог же я отказаться!

— А почему бы тебе не отказаться? Разве в твоем гареме мало женщин?!

Мурад смеялся над подобными «капризами» Феодоры.

— Она — царская дочь, Адора, — объяснял он ей, но та не успокаивалась:

— И она — красавица?

— Да, она красива. Но клянусь тебе, она совершенно не в моем вкусе, я никогда не полюблю ее. Я могу любить только тебя, Адора! Мои обязанности по отношению к этой девушке ограничиваются только тем, что она должна зачать от меня ребенка. Это все! Если это произойдет, то Иван должен будет выплатить мне довольно значительную сумму денег, что сейчас было бы весьма кстати: наша казна почти пуста.

Феодора ни словом, ни жестом не пыталась прервать Мурада.

Он продолжал:

— Я очень надеюсь и на твою помощь, голубка моя. Я прошу тебя, подружись с Тамарой. Я понимаю, что ты не нуждаешься в ее дружбе, но я уверен, что царь Иван послал ее кроме всего прочего шпионить за мной, и мне надо, чтобы она находилась здесь под надежным присмотром.

Увидев по лицу Феодоры, что ее не удовлетворили его объяснения, Мурад сказал:

— Адора, любовь моя, я клянусь тебе, что появление в моем доме Тамары никак не повлияет на твое положение. Ты здесь — хозяйка, а твой сын — наследник!

Феодора бросилась к нему на шею.

— Вот теперь я тебе верю, мой любимый господин!

Однако Мурад не был искренен с Феодорой. Он слукавил, сказав, что Тамара не в его вкусе. С первой же их встречи эта девушка произвела на Мурада огромное впечатление. Ложью было и то, что царь Иван предложил ему Тамару. Наоборот, это он предложил царю Ивану скрепить их соглашение родственными узами, на что болгарский царь охотно согласился.

Тамара заслуживала восхищения. Она обладала всеми достоинствами, которые делают женщину красивой. Прекрасное овальное лицо с правильными чертами имело чаще всего немного насмешливое выражение. Кожа была нежна и чиста, как кожа младенца. Тело ее уже полностью сформировалось, и в нем не нашел бы ни одного изъяна даже самый строгий ценитель.

Феодора встретила Тамару довольно благожелательно. Она первая подошла к ней и представилась:

— Добро пожаловать в гарем султана Мурада, Тамара Болгарская. Я — Феодора Византийская, глава гарема.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14